Но когда он увидел аптеку, от этого чувства не осталось и следа. Изящное и всегда ухоженное здание превратилось в продуктовую лавку. Высокие сверкающие шкафы, мраморный прилавок, вазы с цветами – все это исчезло. У входа стояли ящики с картошкой, красной капустой, чесноком и луком. В воздухе пахло копченой рыбой вперемешку с ароматом подгнившей капусты.
Аптека была для Хуго одним из любимых мест. Его родители были здесь на своем месте. Здесь расцветала их любовь. Здесь одни им говорили: „Хуго так похож на свою мать“, а другие клали руку на сердце и клялись: „Хуго – вылитая копия своего отца“. Только теперь, стоя на этом пепелище, он понял: то, что было, уже не вернется.
Он тащился теперь тяжелым, шаркающим шагом. Хуго вспомнил: иногда мама возвращалась пораньше, чтобы приготовить передачи для бедняков. Возвращаясь из школы, Хуго узнавал ее издалека, одетую в цветастое платье, похожую скорее на молодую девушку, чем на его мать.
Как по мановению ока вернулись к нему волшебные моменты его детства и предстали такими же, как он когда-то видел их впервые. Каждый раз, когда мама узнавала его издали, она радостно окликала его по имени, как будто он не шел ей навстречу, а внезапно возникал перед нею.
Маму могли взволновать и такие вещи, которые не бросались в глаза. Папа говорил:
– У Юлии нужно учиться удивляться.
Мамин ответ не заставлял себя ждать:
– Не заблуждайтесь, по мнению Ганса, чувствительность – не очень-то похвальное качество.
– Ты ошибаешься, дорогая.
Тем временем ноги принесли его к их дому. Дом стоял на своем месте. На широком удобном балконе, с которого открывался вид на город, сушилось синее белье. Окна по сторонам балкона были не занавешены, и можно было видеть людей внутри. В гостиной висела все та же большая люстра. Он долгое время стоял на месте и смотрел, и то чувство, которое он ощущал с тех пор, как вошел в центр города, выявилось сейчас со всей силой: душа покинула это дорогое ему место.
Опустился вечер, окутав все пеленой мрака, и Хуго решил вернуться туда, откуда он отправился утром. Чтобы сократить путь, он пошел через украинский квартал. Там не было электричества, в домах горели большие керосиновые лампы. Люди сидели за столами и ужинали. На улицах и в домах царил вечерний покой. Так здесь было всегда, подумал Хуго. Ничего не изменилось.
Он уже собирался идти дальше, но тут его окликнул кто-то из стариков:
– Ты кто такой?
– Меня зовут Хуго Мансфельд, – ответил он.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел посмотреть на наш дом.
– Проваливай отсюда, чтоб я тебя больше тут не видел! – сказал старик и замахнулся на него своей палкой.
Хуго ускорил шаг, и не прошло и нескольких минут, как он оказался на площади среди беженцев.
Когда он добрался до площади, была уже ночь. Возле котла и сооруженных за время его отсутствия прилавков шел пар от кастрюль с кофе и слышалось бормотание занятых самими собой людей. Высокий мужчина в потрепанной военной форме подал Хуго бутерброд и кружку кофе. Он сделал это осторожно, как будто зная, что уже несколько часов во рту у Хуго не было ни капли. Хуго уселся на некотором расстоянии от костра. Бутерброд был вкусным, а горячий кофе согрел его изнутри. Печаль, накопившаяся в нем за день, немножко отступила, и он был рад, что вернулся сюда.
Какая-то женщина подошла к нему и спросила:
– Как тебя звать, паренек?
Хуго взглянул ей в глаза и ответил.
– Ты ведь сын Ганса и Юлии, да?
– Верно.
– Они были чудесные щедрые люди, не было в городе бедняка, с которым бы они ни поделились.
Она хотела еще что-то добавить, но голос ее дрогнул. Хуго хотел спросить, где они и когда придут сюда, но ее лицо внезапно приобрело замкнутое выражение, и он не стал ничего спрашивать.
– У тебя есть теплая одежда? – сменила женщина тему. – Я принесу тебе пальто, здесь ночью холодно.
Она подошла к высившейся в стороне куче одежды, вытащила из нее пальто, подала его Хуго и сказала:
– Надень это, здесь ночью холодно.
Хуго надел пальто и, к своему удивлению, сразу почувствовал себя в нем удобно.
– Спасибо. А как вас зовут, можно спросить?
– Меня зовут Дора, я иногда заходила в вашу аптеку. Это была образцовая аптека. Там каждого встречали приветливо.
С каждой минутой становилось все шумнее, но порядок не нарушался. Заметно было, что люди настороженно относятся друг к другу. Тихие разговоры напомнили Хуго обстановку в доме, где соблюдают траур. Когда умер дедушка Яков, к ним домой приходило много людей, и все они молчали. Хуго было тогда пять лет. Безмолвная скорбь запечатлелась в нем, и долгими ночами ему снились люди, сосредоточенно сидевшие и не произносившие ни слова.
– Почему эти люди молчат? – спросил он тогда маму.
– А о чем говорить? – только и сказала она.