«Представьте себе, — говорит Рамбоссон, — темный, мрачный, сырой, расположенный почти в земле сарай, двери которого заперты, а окна закрыты плотно запирающимися ставнями и единственным освещением которого являются еле мерцающие лампочки для раскуривания опиума. Всюду расставлены переносные постели, покрытые циновками и сделанными из соломы половиками, предназначенными служить для тех курильщиков, которым, для того чтобы предаваться своим грезам, требуется горизонтальное положение. Входя сюда, вы задыхаетесь от едкого, раздражающего горло дыма опиума».
В такой курильне можно всегда встретить десятки курильщиков со стоящими перед ними чашками чая. Одни, с помутневшими глазами и блуждающим взором, кажется, живут в совершенно ином мире, другие, наоборот, отличаются удивительной болтливостью и находятся как бы под влиянием страшного раздражения.
Лица их болезненные, бледные; глаза впалые, окруженные синяками; язык путается, ноги едва двигаются и подкашиваются, как у пьяных. Одни лежат, утоляя время от времени жажду чаем; другие еще кое-как передвигаются, размахивая руками и крича.
Если побыть некоторое время в такой курильне, то можно видеть, как мало-помалу все погружаются в глубокий сон, длящийся, смотря по количеству выкуренного опиума и натуре курильщика, от 2 до 12 часов и сопровождающийся разнообразными сновидениями, смотря опять-таки по натуре и настроению курящего.
Пробуждение от такого сна обыкновенно очень тяжелое: голова, как свинцовая, язык побелевший и опухший, отсутствие аппетита и боль во всем теле.
И вот, как пьяницы чувствуют необходимость опохмелиться, так и курильщики опиума — необходимость нового возбуждения нервов при помощи курения опиума. Он снова закуривает свою трубку и снова проделывает то же самое. И так без конца, как страдающий запоем алкоголик.
В конце концов им овладевает или сумасшедший, как в белой горячке, бред, делающий его настолько опасным, что, например, на острове Яве голландские власти должны были издать указ умерщвлять такого рода опасных для общества курильщиков, или же его поражает паралич и вообще все те страшные последствия, о которых мы сообщали, говоря о морфинистах.
Китайское правительство постоянно боролось и борется с опиумом, хотя доход, приносимый государству курением, очень велик, так как налог взимается с каждой трубки в курильнях. Покойные богдыхан и богдыханша принимали самые энергичные меры, чтобы победить это зло. Китайские прогрессисты устраивали публичные чтения, писали и ставили пьесы для народа, где в мрачных красках изображали вред опиума и жалкий конец тех людей, которые увлекаются опиумом.
А между тем как красиво, как очаровательно выглядит цветущее поле этого яда! Особенно в Китае.
«Я не мог оторвать глаз, — говорит один видевший такое поле путешественник, — от моря чудных цветов, ярких, как огненные точки, нежно-розовых, бледно-лиловых, нежно-белых.
Никогда в России я не видал такого разнообразия оттенков в цветах мака и никогда у нас эти цветы не бывают так велики и пышны. Я смотрел, и мне казалось, что каждый цветок дышит, живет, смеется. Набежал горячий ветерок — цветы заволновались и выпрямились опять».
И когда он, очарованный таким зрелищем, продолжал смотреть на это прелестное поле, вдруг представилось ему другое зрелище — неприглядной обстановки китайской народной курильни с широкими лавками и бедно одетыми, чуть не в рубище, лежащими на них людьми...
Всем сказанным, однако, не ограничивается еще роль мака в жизни человеческой. Древние народы обратили внимание и на его чрезвычайную плодовитость5, и потому он служил у них даже символом плодородия.
Он является постоянным атрибутом Геры (Юноны), богини плодородия и супружества, храм и статуя которой на острове Самос были всегда украшены маковыми головками; и богини жатвы Цереры. Кроме того, с маком изображался Меркурий, который всегда держал его в левой руке.
Иногда также количество зерен в маковой головке служило олицетворением целого города, то есть плодородие мака было символом города, чему, заметим, немало, быть может, способствовала и сама форма маковой коробочки, вырезы которой у верхушки имеют некоторое сходство с зубчатыми стенами древних городов.
Не знаю, сохранилось ли такое символическое значение плодородия за маком в средние века, но в наше время во многих местностях Германии существует обычай, который является некоторым образом его отголоском, — это обычай сыпать в башмаки новобрачной маковые зерна как пожелание, чтобы она не была бездетна.
Отголоски этого встречаются и в наших великорусских, а равно и в белорусских, малороссийских загадках и песнях, где мак нередко является отражением понятия о материнстве. Так, мак часто загадывают таким образом: «Стоиць полка, а у тэй полки сямьсот воевод», или «Пид одним ковпаком 700 казаков». Находящееся здесь число семьсот встречается также нередко в наших свадебных песнях, где им выражается число бояр или сватов, а в некоторых случаях и вся родня.