Цветы в море зла

Надо вам сказать, что Лу Жэньсян от нечего делать занялся изучением медицины. Прочитав «Стихотворные рецепты всевозможных отваров» [275]и проштудировав два тома «Новейшей фармакологии», он иногда прописывал более или менее безвредные лекарства больным, которые могли бы поправиться и без него. Хотя про Лу Жэньсяна и нельзя было сказать, что в нем возродились Бянь Цюэ, Хэ или Хуань [276], но он никого не доводил до смерти, поэтому многие знатные люди столицы верили этому неудавшемуся ученому и называли его великим врачом. В семье Цзинь Вэньцина он лечил всех; тем более необходимой оказалась его помощь, когда заболел сам Цзинь.

Соблюдая долг старой дружбы, некогда так прочно спаявшей Гуань Чжуна с Бао Шу и род Чжу с родом Чэней [277], Лу Жэньсян, едва его вызвали, побежал в дом Цзинь Вэньцина, даже не дождавшись, пока заложат коляску. Он выслушал сбивчивые разъяснения госпожи Чжан о симптомах болезни, поглядел на мертвенное лицо друга, пощупал пульс и покачал головой.

— Сильная простуда плюс нервное потрясение и истощение от половых излишеств. Лечить трудно!

Нечего и говорить, что Лу Жэньсян пустил в ход все свои способности, точнее, даже вывернул их наизнанку. Битых два часа он возился, прежде чем составил мудреный рецепт, затем передал его госпоже Чжан и строго-настрого приказал, чтобы лекарство заваривали погуще и чтобы больной пил его почаще. Лу Жэньсяну казалось, что подобные титанические усилия должны перевернуть небо и землю. Однако после первого приема улучшения не последовало, после второго — больному стало хуже, а после третьего он вообще потерял способность принимать какие-либо снадобья.

Когда Чжуан Хуаньин велел своему сыну проведать Цзинь Вэньцина, тот уже лежал при смерти. Друзья больного сидели у него и советовались о дальнейшем лечении. В этот-то момент и появился Чжуан Нань, который, поздоровавшись, рекомендовал им иностранного врача. Однако Лу Жэньсян не согласился:

— Я помню, как посланник Цзэн Цзичжань в свое время преклонялся перед западной медициной. Потом заболел воспалением легких, а иностранный врач во время самого сильного жара велел поставить вокруг него бочки со льдом, да еще на грудь положил кусок льда. Он, видно, хотел прогнать жар. Жар-то он из больного выпустил, но и дух вместе с ним тоже! За это дело я не хочу быть в ответе. Пусть супруга Цзинь Вэньцина решает, приглашать или нет!

Остальные друзья хотели заспорить, но в этот момент в спальне раздался громкий плач, извещающий о том, что Цзинь Вэньцин из больного Сыма Сянжу превратился в Ли Хэ, вызванного в яшмовый дворец [278]. Чжуан Нань, воспользовавшись сумятицей, счел за благо поскорее ускользнуть. Однако Гун Пин и Цянь Дуаньминь были связаны с Цзинь Вэньцином старой и бескорыстной дружбой, а поэтому вместе с Лу Жэньсяном приняли на себя заботы о семье покойного. Они организовали похороны, утешали госпожу Чжан и Цайюнь, вызвали в столицу старшего сына Цзинь Вэньцина — нести траур по отцу. Затем они опубликовали извещение о смерти друга и устроили в честь его поминки, на которые собралось немало народа.

Через некоторое время друзья покойного решили уговорить госпожу Чжан со всей семьей вернуться на юг. Но не успели они приступить к осуществлению своего плана, как во внешней политике Китая произошло грандиозное потрясение. У людей уже не осталось времени заниматься личными делами, а потому автор тоже не будет их описывать. Вы спросите, чем было вызвано это потрясение?

Оказывается, сразу, как только восстание тонхаков приняло угрожающие размеры, корейский король обратился за военной помощью к маньчжурской династии. Корея в течение нескольких сот лет была послушным вассальным владением нашей страны, к тому же мятеж Ким Ок Кюна и Хон Ен Сика в 1884 году тоже подавлялся воинами Поднебесной. Естественно, никто не удивился, когда и на этот раз были вызваны китайские войска. Диктатор севера Ли Хунчжан приказал бригадному генералу Лу Тунъи во главе трехтысячной ляонинской конницы и пехоты и корпусному генералу Янь Цзычао во главе полуторатысячной хуайской армии выступить на помощь Корее. Неожиданно Япония, услышав о передвижении наших войск, решила воспользоваться тяньцзиньским договором о совместной обороне и также направила значительные силы своему посланнику в Сеуле Отори Кэйсукэ.

Когда мятежники были усмирены, Китай потребовал вывода войск. Однако не тут-то было: Япония не только не вывела армию, но даже отказалась признать Корею китайской вассальной территорией и предложила Китаю совместно вершить ее внутренними делами. Маньчжурский двор несколько раз в строгих тонах отклонял домогательства, но Япония продолжала посылать в Корею все новых и новых солдат и генералов, готовясь к решительному разрыву с нашим государством.