Цветы в Пустоте

　　 — Не то чтобы я тебя не понимал… Но, Сильвенио, это ведь неразумно. До тех пор, пока Паук не успокоится и не прекратит поиски, ты не можешь считать себя в безопасности. А значит, тебе нужно скрываться, и один ты это сделать не сможешь. Разумеется, я останусь с тобой до тех пор, пока ты сам меня не прогонишь, и прошу прощения, если это заявление звучит слишком самонадеянно и навязчиво… Тем не менее, моей помощи может оказаться мало. Если я правильно понимаю дальнейшие наши перспективы, то нам довольно часто придётся заручаться поддержкой местных, потому что иначе, как бы хорошо мы ни прятались, нас в любой момент могут выдать. Мы не справимся одни, ты же понимаешь.

　　 А Аргза, наоборот, всегда говорил, что он справится сам. И справлялся, что характерно. Сильвенио, не отвечая, устремил взгляд куда-то за окно столовой, рассеянно помешивая ложечкой сахар в забытой чашке с чаем. Беспричинная грусть продолжала царапать его изнутри. Он очень хотел по крайней мере найти для своей грусти повод — и всё равно его не находил, потому что никакой логикой он своё состояние объяснить не мог. Казалось, грустно сегодня было от всего: от не желающих выветриваться из головы остаточных эмоций после сна, от того, что он до сих пор мог ощущать фантомные горячие поцелуи на своём лице, от безграничной преданности Мартина, готового идти с ним куда угодно без каких-либо вопросов, от необходимости скрываться и находиться в бегах, от того, что ему придётся, видимо, покинуть эту красивую планету, подарившую ему столько культурного насыщения, сколько не дарило ещё ни одно место.

　　 — Сильвенио, — продолжил Мартин уже мягче. — Не переживай. Я думаю, всё это закончится довольно скоро. Нам только нужно убраться подальше из зоны поиска, а даже если это и не удастся, то Паук скоро устанет и сам, я уверен. Не может же он искать одного раба слишком долго. Нам всего лишь надо продержаться до момента, когда он решит заняться более важными делами. И потом… мы ещё можем добраться до Эрландераны. Правда, мы не можем использовать для этого ни один из кораблей миротворцев, потому что всегда существует шанс, что Паук на всякий случай отслеживает все наши перемещения, а уж такой долгий путь мы точно не сможем пролететь, нигде при этом не засветившись. Зато мы могли бы попробовать долететь туда с пересадками, на каких-нибудь неприметных туристических кораблях. Так будет гораздо дольше, но и безопаснее — тоже. Я бы сказал, это вполне реальный шанс. Пусть даже это займёт годы, и всё же…

　　 Он снова не ответил. Чай уже совсем остыл, столовая почти опустела — все здешние миротворцы привыкли завтракать вместе, в одно и то же время. Он не знал в точности, чем остальные занимались в свободное от дипломатических миссий время, и, к своему стыду, обнаружил, что до сих пор этим даже не интересовался ни разу. Иногда они встречали других миротворцев во время их с Мартином прогулок про городу и его культурным местам, большую же часть дня те пропадали где-то ещё. Вероятно, творили свои бескорыстные добрые дела? Переводили старушек через дорогу, покупали детям конфеты и воздушные шарики, приносили игрушки в детские дома, кормили бездомных животных, усмиряли уличные драки? Он не знал и знать, на самом-то деле, не хотел: слишком велико было бы его разочарование, если бы правда оказалась иной. К сожалению, в его жизни это случалось и без того чересчур часто.

　　 — Сильвенио? — голос Мартина стал несчастным. — Ты меня слушаешь?

　　 — А? Да, да, Мартин, я слушаю тебя, прости. Просто задумался кое о чём…

　　 Тот проницательно вгляделся в его лицо. Сильвенио, смутившись, решил прикрыться хотя бы чашкой для вида и залпом выпил холодный чай. Не сказать, чтобы от этого чай сильно потерял во вкусовых качествах, холодным он был тоже неплох.

　　 — Ты ведь не против того, чтобы я полетел с тобой, Сильвенио? Я… я о том, что хотел бы остаться на твоей планете, если ты не возражаешь… Я хотел бы жить там, потому что это, признаюсь, является моей давней мечтой. И раз уж нам придётся лететь туда так долго, наверное, тебе лучше решить заранее, не против ли ты моего общества. Подумай — может быть, около десятка лет со мной для тебя окажутся слишком тяжёлым испытанием, а ведь и Эрландерана не такая уж большая, чтобы в случае чего перестать пересекаться совсем…

　　 К концу его речи Сильвенио не на шутку задохнулся от смеси самых разных чувств, обрушившихся на него в этот момент подобно ведру ледяной воды. При всём своём словарном запасе он не мог бы описать, какие конкретно эмоции им в этот миг овладели: были там и шок, и страх, и резкая боль в груди, и неверие, и даже толика злости — на себя самого и на глупые слова друга. Он потряс головой, пытаясь упорядочить мысли, схватил ладони миротворца своими и крепко сжал их, глядя ему в глаза и с трудом хватая ртом ускользающий воздух.