Цветы в Пустоте

　　 Сильвенио издал горький смешок: Аргза никогда его не спрашивал. А Мартин был… хороший. Очень. Очень-очень хороший.

　　 — Нет… я не обижусь.

　　 Мартин оказался совсем близко, и от него пахло мятой. Мятой и апельсинами. Сильвенио закрыл глаза, почувствовав на своём лице его дыхание: Аргза ни разу ещё не целовал его в губы — слишком уж чувственным, наверное, являлся такой жест для грубого варвара — и теперь лёгкий незатейливый интерес к новому для него занятию щекотал Сильвенио изнутри и дразнил перспективой разнообразить ощущения. Он гадал, каким будет его первый настоящий поцелуй (где-то он читал, что "настоящий" — это только так, в губы), волнуясь и нервничая, а Мартин был спокоен, как всегда, и приближался как-то чересчур медленно, словно боясь повредить, как хрупкую фарфоровую статуэтку…

　　 И его первый настоящий поцелуй так и не состоялся: в тот самый миг, когда их губы почти соприкоснулись, сзади раздалось глухое звериное рычание, и в тот же миг Сильвенио был больно оттащен от миротворца за длинный хвост. Он коротко вскрикнул — и встретился глазами с бешеным взглядом нависшего над ним Аргзы, который появился совершенно неожиданно — явно использовал Тёмную технику.

　　 — Возомнили себя самыми умными, голубки?! — прорычал он, яростно наматывая синий хвост на кулак и заставляя Сильвенио прогнуться назад в позвоночнике. — Оставили мне иллюзию, а сами пошли лизаться в уголке?! Хочу разочаровать: я не такой уж идиот. Значит, так. Ты, Люмен, действительно меня разозлил на этот раз. Не приближайся к нему больше даже на пару десятков метров, если хочешь жить и сохранить свои кости целыми. А с тобой, — он снова дёрнул руку с зажатыми в кулаке волосами на себя. — Мы разберёмся на корабле, поганец.

　　 На обычно светлое и одухотворённое лицо Мартина мгновенно легла гневная тень.

　　 — Ну уж нет, Паук! Моему терпению тоже, знаешь ли, есть предел! Я люблю Сильвенио всем сердцем и не позволю, чтобы ты так с ним обращался. Он не заслуживает такой страшной участи — быть твоим рабом!

　　 — Хочешь попытаться объявить мне войну? — глаза пирата угрожающе сузились, а оскал стал совсем хищным.

　　 — Да хоть бы и так! В конце концов, я…

　　 — Нет!

　　 Мартин замолк и посмотрел на рискнувшего подать голос Сильвенио с удивлением и обидой. Тот зажмурился, стараясь не обращать внимание на усиливающуюся тянущую боль в затылке — Аргза, кажется, мог запросто оторвать сейчас его тонкий хвост целиком, вместе с приличным куском кожи или даже черепа, но всё это были мелочи в сравнении с тем, что тут сейчас могло произойти.

　　 — Не надо из-за меня начинать войну, Мартин, пожалуйста, не надо… Ты не воин, ты миротворец, ты лучше и сильнее — духовно. Я не хочу, чтобы ты воевал, Мартин… не хочу. Не из-за меня. Не опускайся… до его уровня.

　　 Слова, надо сказать, дались ему нелегко. Больше всего на свете он хотел сейчас закричать, заплакать, как маленький ребёнок, и умолять спасти его, умолять спасти любым способом, умолять показать ему, что в его жизни ещё действительно может быть что-то хорошее. Но он же теперь взрослый, а взрослым приходится порой принимать трудные решения. Очень трудные.

　　 — До чьего уровня, ну-ка, повтори? — Аргза дёрнул его волосы ещё раз и одновременно врезал сзади кулаком под рёбра. — Ты ещё больше нарваться хочешь?

　　 Сильвенио охнул, но заставил себя стоять более-менее прямо, что в таком унизительном положении сделать было довольно трудно.

　　 — Нет, сир, не хочу, мне и так уже больно, и я склонен полагать, что если вы ударите меня так ещё раз, то сломаете мне рёбра. В таком случае я, скорее всего, просто потеряю сознание. Но я был бы благодарен, если бы вы перед этим хотя бы дали мне… попрощаться. Раз уж… раз уж я вряд ли ещё раз увижу этого человека.

　　 Что-то такое было в его тоне спокойно-обречённое, что даже съедаемый ревностью Аргза вдруг нехотя кивнул и отпустил его из своей хватки, скрипнув зубами. Сильвенио подошёл к Мартину и порывисто его обнял, чувствуя, как тот в ответ беспомощно прижимает его к себе. Аргза скрипнул зубами ещё раз, громче и злее, но не вмешивался.

　　 — Я… понимаю, наверное, почему ты не хочешь, чтобы я вступал в войну… Но я просто не могу жить спокойно с мыслью, что это чудовище…

　　 Сильвенио вдохнул в последний раз запах мяты и апельсинов и отстранился, отходя на шаг. На самом деле, не так уж и сильно он был разочарован: слишком призрачной, слишком невозможной была надежда на счастье. Во всяком случае, сейчас ещё не пришло время его свободы. Когда придёт — он не знал, но пока ещё способен был верить, что однажды это случится.

　　 — Просто не попадайся ему — и это уже будет хорошо. Я… справлюсь. Уже справляюсь, ты же видишь. Всё нормально.

　　 Мартин смотрел на него с явственной болью. Сделал было шаг к нему — почти машинально — но затем отступил сам, всё понимая и осознавая.

　　 — Я найду способ тебя вытащить, — пообещал он. — Обязательно найду. И как можно скорее.