Цветы зла

– Рассказывать, в общем-то, нечего. Хотя мы и были почти как дочь и отец. Кристина была несчастным человеком, потому, наверное, и была талантлива. С мужем у нее не было никаких отношений, и жила она с... ну, в общем, вы догадываетесь, с кем она жила. Он по-своему любил Кристину. Ну а девочка, если не терпела, то переносила его как нечто в жизни необходимое... Мы, евреи, это хорошо понимаем.

– Как необходимое зло?

– Да. Он многое для нее сделал, он, можно сказать, спас ее. У нее были деньги, она могла свободно работать, ходить по своим тусовкам и богемам, ездить за границу. Он даже позволял ей чуть-чуть иметь мимолетных любовников...

– И чем же она ему за все это платила?

– Это сложный вопрос... Он хотел любви, он видел, как много ее у Кристины... Видел, и раз за разом понимал, что она, эта любовь, не про него. И не потому, что она не может одарить его ею, а потому что знал, что в ней, в этой ее любви, он будет, как муха в кипяченом молоке. И мстил, как нормальный человек...

– Как мстил?

– Как-то раз она сидела, вон, за тем столиком с пожилым человеком, то ли скульптором, то ли художником из провинции. Он был такой плюшевый, такой внимательный, он говорил ей "Вы", называл сударыней и делал умопомрачительные комплименты. А она смотрела на него такими глазами, что я, вы не поверите, стоял за кулисами и ревновал, как живой Владимир Ленский. И в это время вошел Володя с какими-то нестройными людьми и все увидел... Володя всегда все видит. Он подошел к ней, что шепнул на ухо, она встала, все еще счастливая изнутри, и пошла за ним... Они пробыли в его кабинете всего пять минут. Он трахал ее, вы извините меня за это некультурное слово, но он действительно трахал ее, как дешевую проститутку. Я видел, как он выходил, застегивая ширинку, я специально подошел, чтобы видеть это, потому что нормальный человек должен все это видеть, чтобы случайно не стать животным. Причесавшись у зеркала и тщательно поправив галстук, он пошел к людям, которые с ним пришли, посадил их за стол, и они начали громко смеяться. А я пошел к Кристине. Она сидела за столом и смотрела на себя в зеркало. Нет, она не была несчастной на внешний вид, слезы не текли по ее щекам. Когда я подошел и сел рядом на свою табуретку, она посмотрела на меня и сказала: "Знаешь, Изя, я, кажется, знаю, что можно сделать из того гадюшника на Мясницкой". Да, она так и сказала, эта женщина...

Смирнов закурил. Посмотрев на него, смятенного услышанным, маленький еврей расстроено покачал головой и ушел. Через некоторое время перед Евгением Александровичем стояло блюдо с порезанными телячьим языком, бужениной и овощами и графинчик водки.

– Если вы пили с вашим приятелем водку, то от вина у вас заболит голова, – сказал Изя, ставя последний на стол.

Растроганный вниманием Смирнов налил рюмку, выпил залпом. Закусил языком. Похрустел болгарским перцем. Оглянулся вокруг. Злой дух Эгисиани не витал более под сводами зала.

– Вы все услышали от меня? – спросил старый еврей, с удовольствием наблюдая за переменами, происходящими в лице неожиданного посетителя.

– Да, – коротко ответил Евгений Александрович. – Практически все. Теперь я знаю, кто убил Кристину.

– Володя не мог этого сделать, – покачал головой смотритель ресторана. – Он скорее умер бы сам. Кристина делала из его зла красоту. Она рожала от него красоту. Я уверен, вы читали "Всю королевскую рать" Уоррена. Там Вилли Старк, губернатор Америки, говорил, что добро можно делать только из зла, потому что его больше не из чего делать.

– А что делал Эгисиани из ее добра, из ее красоты?

– Это интересный вопрос! – расцвел смотритель ресторана. – Очень интересный!

– Так что он делал из ее добра? – переспросил Смирнов, нанизав на вилку смачный кусочек языка.

– Из ее добра и красоты он делал себе нервозность, разве это не ясно умному человеку? – укоризненно проговорил Изя. – Он делал нервозность для себя и своих друзей, а разве это нехорошо, когда нехороший человек волнуется из-за нервов и укорачивает себе жизнь неспокойным сном? Я вам скажу, что я говорил об этом Кристине, и она хорошо меня поняла.

– Вы говорили это Кристине!? – вилка с языком застыла в воздухе.

– Да, я говорил это Кристине. Разве нормальный человек может жить после изнасилования, после двух, трех изнасилований, если ему не говорили об этом?

– Это что-то еврейское. Прививка против изнасилования.

– Да, это еврейское, хотя Кристина была русская. И ближе по сердцу ей была русская альтернатива...

– Спиться или лечь на амбразуру?

– Вы меня понимаете, как я себя. Выпейте еще, вам станет хорошо.

Смирнов выпил и закусил. Похрустел огурцом. И, потянувшись за сигаретами, сказал с легким упреком:

– И вы тут работаете...

– А что делать? – пожал плечами Изя, – У меня внучка пойдет работать, вы знаете, куда, если я не буду сидеть здесь в одиночестве и вспоминать бездумно прожитые годы.

– При вашей посещаемости можно заработать на высокие каблучки для внучки?

– Я сижу на зарплате, и кое-кто иногда заходит. Знаете ли – это Москва, в ней так легко заблудиться.

– Вы сидите на зарплате?