Цветы зла

То женщина с главой и грудью горделивой,
В вине ночных пиров купающая гриву.
Укус любовников, притонов едкий яд
На коже мраморной тупятся и скользят.
Разврат не страшен ей; она смеется Смерти;
И те чудовища, что косят всё на свете,
Не смеют посягать жестокою рукой
На тело, полное могучею красой,
И прелесть дивных ног и царственного стана.
Она, для страстных нег приняв закон Корана,
В свои объятия, к волнам крутых грудей,
Глазами жгучими сзывает всех людей.
И ведомо тому бесплодному кумиру,
Но всё же нужному для жизни и для мира,
Что Красота — святой, незаменимый дар,
Способный отвратить удары грозных кар.
Она Чистилища, как Ада, не страшится,
И в час, когда над ней Ночь черная сгустится,
В лик Смерти ясный взор вперит она тогда,
Как новорожденный — без злобы и стыда.

БЛАГОДАТНАЯ

В полях без зелени и зноем опаленных,
Когда я как-то раз, по воле грез влюбленных,
Природе жалуясь, уныние влачил,
И горьких дум кинжал на сердце я точил,
Я в полдень яркий вдруг увидел над собою
Густое облако, грозившее грозою,
Где мерзостно кишел развратных бесов рой
Толпою карликов, шумливою и злой.
Оглядывать меня они с презреньем стали;
Я слышал, как они смеялись и шептали,
Кивая на меня, средь брани и острот,
Как над юродивым глумящийся народ:

— «Давайте поглядим на жалкое созданье.

Гамлета хочет он изобразить страданья,
Ерошит волосы и взорами поник.
Досадно ведь смотреть, как славный тот шутник,
Забавный скоморох, оставшийся без дела,
Лишь потому, что роль наскучить не успела,
Решил разжалобить слезой своей тоски
Орлов, кузнечиков, цветы да ручейки
И даже нам, творцам той старой мелодрамы,
Заученную речь выкрикивать упрямо».

Я мог бы (гордый дух, превыше гор взлетев,

Парил над тучами, бесовский крик презрев)
Спокойно отвернуть свой лик туманно грустный,
Когда б не видел я, что средь толпы той гнусной
— Затмивший солнца блеск, неслыханный позор! —
Царица грез моих, склонивши дивный взор,
Над мукою моей, как бесы, хохотала
И ласки грязные порой им расточала.

ПРЕВРАЩЕНИЯ ВАМПИРА