Цыган

— Как же не шуметь, если я уже битый час тут сижу и слушаю, что ты перед этим жеребцом несешь с Дону и с ветру. Спервак я подумал, что это мне выпал такой сон, но потом вижу, что ты же своими словами и побудила меня. Ох, что-то не нравятся мне, Клавдия Пухлякова, твои разговоры с этим цыганским жеребцом! Так недолго и до чего-нибудь нехорошего дойти.

— Вы, пожалуйста, чуточку потише, дедушка Муравель, — увещевала его Клавдия, оглядываясь, нет ли поблизости, среди шпалер виноградных кустов, кого-нибудь из женщин. — Тут у меня с собой для вас кое-что есть.

— Ну что еще там у тебя может быть, — с неприступностью в голосе говорил старый табунщик, прекрасно зная, что могла иметь в виду Клавдия. Но и не покуражиться при исполнении своих обязанностей он не мог. — Ни, ни!! — обеими руками отмахивался он от бутылки с виноградным вином, которую она извлекала из своей харчевой сумки. — Ты, Клавдия, в своем уме?! Как будто тебе неизвестно, что я на службе совсем его в рот не беру. Ай-я-яй, Клавдия Петровна, а еще член правления, вот я сейчас Тимофею Ильичу шумну, что он тебе за все это может прочесть? — Но тут же, увидев, что Клавдия начинает засовывать бутылку обратно в сумку, он перехватывал ее руку своей — Ладно уж, не обратно же ее тебе с собой домой нести. По такой жаре в твоей сумке оно свободно прокиснуть может. Потому что виноградное вино, как ты сама должна знать, температуры не любит. На кой же ляд оно тогда будет нужно, кто его станет пить?

И с видом человека, единственно озабоченного тем, как бы предотвратить эту беду, он тут же припадал к горлышку бутылки. Запрокинув голову, катая хрящеватым кадыком, за один раз, не отрываясь, опустошал бутылку до дна и обмякшим голосом затевал с Клавдией нравоучительный разговор:

— Мне-то что, мне от этого ни холодно ни жарко. Хочешь, беседуй с этим цыганским жеребцом, а хочешь, хоть целуйся с ним. Меня при моих годах уже трудно чем-нибудь удивить. Мало ли, бывает, на человека какое затемнение может напасть, а ты, если ненароком услыхал, сиди да помалкивай. Но только если кто-нибудь другой, например Катька Аэропорт, захочет прислушаться к твоим речам, она, можешь быть уверена, не станет молчать. Она тут же и постарается до каждого довести, что у Клавдии Пухляковой, члена правления нашего колхоза, не иначе завелась какая-то серьезная болезнь, если она с бессловесным животным по целым дням может беседы вести. И по этой самой причине на предбудущем отчетно-выборном собрании в состав правления ее уже никак нельзя выдвигать. А на свободное место можно выбрать, например, ее же, Катьку…

Выслушав эти предостережения старого табунщика, Клавдия устало улыбалась:

— А может быть, дедушка Муравель, у меня и в самом деле болезнь?

Он не на шутку сердился:

— Так тебе кто-нибудь и поверил. Хочешь, я тебе скажу, чем ты больна?

— Чем же, дедушка Муравель?

— Тебе давно уже замуж надо. Вон ты какая справная баба, — аж шкура трещит. Хватит уже тебе по ночам «похоронной» шуршать. Ну, если за какого-нибудь несамостоятельного или горького пьяницу не хочешь выходить, то хотя бы себе для нужды завела. Детей ты, слава богу, уже на ноги подняла, и теперь никто тебя не имеет права попрекнуть. Если б не мои года, я и сам бы не позволил такому товару пропадать, да что теперь говорить… — И вдруг старый табунщик бесхитростно интересовался — А что, Клавдия, этот твой квартирант, полковник, женатый или холостой?

Терпеливо слушавшая до этого его болтовню, Клавдия грустно качала головой:

— И вы туда же, дедушка Муравель. — Поворачиваясь к Грому, она обхватывала его шею руками, прижимаясь к ней.

— И некому мне, Громушка, на них пожаловаться, кроме тебя. Ты у меня один. Но и ты мне ничего не можешь сказать.

При этой ласке по шкуре Грома пробегала волна, и под щекой у Клавдии стремительно трепетала какая-то жилка.

* * *

— Что-то, мама, ты вчера долго не ложилась спать?..

— Я, Нюра, хотела тебя дождаться с танцев.

— Вот спасибо. И Андрей Николаевич тоже за компанию с тобой меня дожидался на крыльце.

— Нет, он, Нюра, сам по себе. Душно в доме.

— Ну да. А на крылечке так и обвевает ветерком с Дона. Хорошо. И поэтому вы рядышком просидели на одной приступочке до полночи. Каждый сам по себе.

— Ох, Нюра, и язычок у тебя. Почти как у Катьки Аэропорт.

— Не при мачехе росла.

Прежде она никогда бы не позволила себе говорить с матерью в таком тоне, и Клавдия сразу бы указала ей место. Но, должно быть, безвозвратно ушло то время и наступило в их взаимоотношениях другое, когда дочь уже начинает чувствовать себя скорее подружкой своей матери, и между ними становятся возможными такие разговоры, о которых и подумать нельзя было раньше.

Неизмеримо труднее приходилось Клавдии, когда Нюра объединялась против нее с Ваней. Исподволь они начинали плести свой невод, и надо было не прозевать момента, чтобы ненароком не угодить в него.

Обычно поначалу и заподозрить ничего нельзя было, когда Нюра издалека осведомлялась у брата:

— И долго же вы еще тут будете в свои солдатики играть?

— Сколько нужно будет, столько и будем, — в тон ей отвечал Ваня.