Уже половину лета Мери пребывала в страшном смятении. Ощущение того, что она не понимает какой-то простой вещи, которой никому вокруг не надо объяснять (вроде того, что после дождя трава мокрая), не оставляло её. Через день после возвращения беглой внучки дед Илья привёз из станицы кандалы с длинной цепью, которые Симка спокойно позволила замкнуть на своих лодыжках висячими замками. Ключи отправились в карман старика. Ни один человек в таборе не возмутился тем, что проделывает над внучкой дед, словно это было самое обычное дело. Сама Симка встала, сделала несколько шагов, заметила, что так гораздо удобнее, чем в састэрах, и отправилась к реке чистить песком котелок. И снова никто даже головы не повернул ей вслед. Ошеломлённая Мери видела: цыгане вели себя так, будто ничего не случилось. Никто не смеялся над Симкой, никто её не ругал, но никто и не жалел. Языкатые подружки не дразнили её, но и не сочувствовали. Сама Симка не уронила больше ни одной слезы на людях и преспокойно расхаживала по табору в своих кандалах. Впрочем, Мери подметила, что её теперь ни на миг не оставляют одну. В станицы с гадалками она больше не ходила. За водой или хворостом отправлялась только в обществе взрослых женщин. Свои любимые травки собирала с бабкой и целый день копошилась у шатра с посудой и стиркой. Вечерами Симка даже пару раз выходила плясать и, отбивая любимые «примерчики», громко бренчала железом. На взгляд Мери, это была не пляска, а какой-то кошмар. Но казалось так только ей одной: подружки смеялись и подбадривали плясунью как ни в чём не бывало. А на ночь дед Илья молча продевал цепь через обод тележного колеса, и Симка оставалась до утра, как собака на привязи. Мери не знала, что и думать, не решаясь задавать вопросы даже самой пленнице.
Первое время Мери была уверена: кишинёвец вот-вот объявится, и каждый миг была начеку. Кого же он попросит вызвать Симку, как не лучшую подружку? Но… время шло, один долгий летний день сменялся другим, грохотали грозы, проплывали мимо цыганских телег степь, станицы и хутора, солнце садилось и поднималось… а Беркуло всё не было. По ночам Симка горько, навзрыд плакала, уткнувшись лицом в подушку. Мери обнимала её, шептала какие-то бесполезные утешения и знала, что ничего не может поделать.
Ничего не могла поделать и бабка Настя, которая каждый вечер уговаривала упрямую внучку дать клятву в церкви никогда не встречаться с бандитом-кишинёвцем – и всё! Всё, драгоценная моя девочка! По-прежнему забегаешь, ласточка наша! Но Симка упорно молчала. От отчаяния бабка принималась ругаться, на все лады проклиная «упёртый» смоляковский характер, потом яростно плевалась и уходила из шатра.
– Хоть бы узнать про них что, про мунзулештей тех… – говорил иногда сквозь зубы дед Илья. – Может, этот Беркуло там у себя женился уже, а мы тут девку понапрасну мучим! Ну чего она, как присуждённая, возле шатра сидит?! Не слыхала ты на базаре чего?
Бабка молча качала головой: за это лето ни одной кишинёвки ей не встретилось ни в городах, ни в станицах.
В один из вечеров суровая и насупленная Мери вошла в шатёр, где дремала уставшая после стирки Симка, и решительно уселась рядом.
– Симка! Симочка! Да не зевай ты, хватит, слушай меня! Я тебе что сказать хочу…
– Что?! – Симка мгновенно уселась, отбросила с лица растрёпанные волосы, уставилась на подругу внимательно и тревожно. – Что, Меришка?! Ты ЕГО встретила, да?!
Мери молча, огорчённо покачала головой, и взгляд Симки разом потух.
– А чего будишь-то?
– Симка, я вот что придумала! – Некоторое время Мери молчала, добела закусив нижнюю губу. Симка смотрела на неё настороженно и уже начала пугаться, когда подруга выпалила: – Ключи ведь у деда Ильи, да?
– Ну… Так все же знают, а почему ты спраши…
– Хочешь, я их вытащу?!
– Ка-ак?.. – опешила Симка.
– Вот так! – по лицу Мери было видно, что она сама боится собственных слов. Тем не менее она отчаянно продолжала: – Я сумею, не бойся! Я уже знаю, дед за полночь к коням встаёт, а потом до петухов спит так, что хоть из пушки над ним пали. Я же знаю, что ключи под подушкой. Вытащу запросто и выпущу тебя! Ну, согласна?!
Симка недоверчиво усмехнулась. Покачала встрёпанной головой, зачем-то оправила кофту на груди. Поглядела в широко распахнутые, отчаянные глаза Мери и вздохнула:
– Так вот отчего ты четвёртый день опрокинутая вся ходишь… Мозгуешь, как деда обобрать? Не… Спасибо тебе, но не надо.
– Да отчего же? – растерялась Мери.
– Затем, что я и так убегу, – спокойно сказала Симка. – Как только Беркуло приедет – духу моего тут не будет! А ты сама подумай – вот спёрла ты ключи. Вот дед тебе скажет: «Забожись, что не брала!» Что ты ему ответишь? Ты без божьбы-то врать не умеешь, а туда ж… А тебе же здесь оставаться! Жить здесь! Ты ведь не сможешь этого, дура, я же тебя наскрозь вижу! – Симка грубовато взяла подругу за плечи, заглянула в лицо. – Ты же себя поедом съешь, что воровкой в своей же семье стала! Скажешь, нет? Не годишься ты для таких дел, вот что. Да ещё и…