Цыганочка, ваш выход!

– А в котёл что положишь, старый?! – буркнула бабка Настя, воинственно сдвигая на затылок платок. – Дети второй день не емши! Тут, хочешь не хочешь, нужно… – Она не договорила: по степи, выехав из тумана, приближались к табору несколько конных фигур.

– Дэвлалэ… К нам едут!

– Кто? – Дед Илья вскочил на ноги. – Бандиты?

– Кто разберёт, не вижу… Может, не к нам вовсе? Эй, девки, девки! А ну, по палаткам все!!! Мало ль что им надобно?!

Молодые девушки и мужчины мгновенно попрятались по шатрам: в считаные минуты табор опустел. Старики и цыганки с детьми вышли навстречу всадникам. Дед Илья и Настя молча переглянулись, узнав светловолосую женщину в кожанке с холодными усталыми глазами.

– Доброго утра, товарищ комиссар, – негромко поздоровался дед.

– Здравствуйте, товарищи цыгане. – Коржанская спешилась. – Вы здесь со вчерашнего вечера? Никого не встречали в степи? К вам никто не приходил?

– Истинный крест, никого не видели, – заверил дед Илья.

Товарищ Ванда с минуту молча, недоверчиво смотрела на него. Затем отрывисто велела в сторону:

– Чернецов, Харченко, пройдитесь по палаткам. Это ненадолго, граждане. Мы ищем раненых бандитов. Если не найдём – сразу же уедем, не беспокойтесь.

Дед Илья только пожал плечами.

– Ищите, коль надобно… У нас всё насквозь видно!

– Будет лучше, если все выйдут из шатров, – предупредила Коржанская.

– Ромалэ! Чяялэ! Выджяньте! Мэк гаджэ подыкхэна![56]

Весь табор высыпал к большому костру, и чекисты быстро пошли между обтрёпанными, мокрыми шатрами, заглядывая внутрь. Цыгане насторожённо следили за ними, не ожидая, впрочем, ничего плохого: к табору ночью никто не приходил и не просил помощи. Дед Илья уже было облегчённо вздохнул, когда из его собственной палатки раздался негодующий возглас, и молодой боец за руку вытянул к костру упирающуюся Симку.

– Товарищ комиссар, гляньте!!!

Над табором повисла тишина, умолкли даже дети. Коржанская, брезгливо сморщившись, в упор смотрела на босые закованные Симкины ноги.

– Что это значит, цыгане? – прозвучал в мёртвой тишине требовательный, жёсткий голос. Никто ей не ответил, и товарищ Ванда сама подошла к Симке.

– Кто это сделал с тобой? Ну, что же ты молчишь? Не бойся, тебя никто не посмеет больше обидеть! Ну, отвечай же! – Холодные глаза пробежали по толпе цыганок. – Скажите мне немедленно, почему на ней оковы! У неё ноги стёрты в кровь! Что это за издевательства приняты у цыган?! Вы что, не слышали о революции, об освобождении?! Кто мучает её? Муж? Отец?! Это же совсем ребёнок! Сколько тебе лет, скажи!

Симка в панике обернулась к табору. Было очевидно, что от ужаса она не может вымолвить ни слова. Молчали и перепуганные цыгане. Коржанская нахмурилась, рука её уже дёрнулась к кобуре револьвера, кто-то из женщин слабо ахнул… и тут пришла в себя Мери.

– Симка!!! Да что же ты, дура, молчишь?! Расскажи товарищу комиссару, что с тобой стряслось! Всё как есть расскажи, тебе добра хотят, глупая! Пхэн, дылыны, пхэн адава гаджякэ, со махновско гаджэ тут закуинэ! Чяялэ, пхэнэньти![57]

Сбитый с толку табор неуверенно загудел что-то протестующее. Мери кинулась к Коржанской.

– Товарищ комиссар, это не мы, боже сохрани! Цыгане над людьми не издеваются, мы люди вольные и про революцию всё как есть знаем! А Симка наша уже месяц в кандалах мучается. Это её махновцы под Новочеркасском заковали, потому что она для них плясать не хотела! Слава богу, что чего похуже не сделали, а уж как мы-то боялись!

– Уже месяц, говоришь? И она до сих пор в таком виде? – Зеленоватые глаза Коржанской смотрели на Мери недоверчиво.

– А что делать-то?! – опомнился наконец дед Илья. – Чтоб кандалы снять, кузнец надобен, а где ж его в степи сыщешь?! Мы сюда ехали, чтоб кузнеца найти! А дороги-то сами видите какие, полверсты за час не проедешь…

Тут уже и остальные цыгане нестройно загалдели:

– Всё верно, товарищ, всё правильно наша Меришка сказала!

– Махновцы это, будь они неладны! Разбойники проклятущие!

– И когда только вы их всех повыловите, а?

– Нет здесь никаких махновцев, – устало ответила Коржанская, подойдя вплотную к Симке и с отвращением разглядывая запёкшиеся ссадины. – А девочку я забираю с собой.

– Никак это нельзя, товарищ комиссар! – опасливо возразил дед Илья. – Куда ж вы её от нас возьмёте? Симка наша, цыганка, ей в таборе быть должно! У ней тут семья…

– Хороша семья, которая целый месяц не могла освободить её от цепей! – насмешливо перебила старика Коржанская. Затем её глаза остановились на лице Мери, и та со страхом почувствовала, что комиссар, кажется, узнала её. Не отводя своего взгляда, товарищ Ванда холодно продолжала:

– И вообще, этой сказке про махновцев я верю с трудом. Как тебя зовут? Сима? Почему ты закована? Не бойся, отвечай! Я никому не позволю тебя обидеть! Скажи, кто это сделал?

– Махновцы… – пролепетала перепуганная Симка. – Верно наши говорят…

Коржанская только покачала головой. Затем отрывисто приказала:

– Чернецов, подсади её ко мне. Поедем в станицу, для начала собьём цепь, а там… Нужно тебя, вероятно, в уезд. В колонию какую-нибудь… Сколько тебе лет?