Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

Скрипнула дверь, и жутко и неприятно стало на сердце у цыганок. Заходят и видят: кругом кошки разной масти сидят. Сколько их — не сосчитать! Едва переступили порог цыганки, начали кошки прыгать да мяукать, словно старуху на помощь звали. А летом было дело, жара. Солнце уже к закату клонится. Как ударили лучи через приоткрытую дверь на иконы, и почудилось цыганкам, будто ожили иконы. Святые все ожили. Дыбом встали волосы у цыганок, испугались они этого чуда, а еще больше испугались того, что может старуха вернуться, что увидит она их и проклянет. В страхе выбежали цыганки из избы богомолки и только с крыльца спустились, как навстречу им старуха идет. Брови у нее нависли, глаза злые-презлые, а сама про себя что-то бормочет. И видят цыганки, что глаза у нее все меняются и меняются: то одного цвета, то другого. Совсем ноги у цыганок к земле приросли.

«Бабушка, миленькая, бабушка, миленькая», — залопотали они, а старуха подходит ближе и говорит:

«Не бойтесь, я вас не трону. Только вот что: завтра утром позовите ко мне цыган, дело у меня к ним есть…»

Пришли цыгане утром ко двору богомолки. Сняли шапки и ждут, а самим боязно. Вышла на крыльцо старуха и говорит:

«В колодце моем крест святой спрятан. Старая я стала, а мне надо крест этот из колодца достать. Поможете?»

Кинулись цыгане к колодцу, заглянули в него, и впрямь — крест каменный на дне лежит. Обвязали они крест веревками и давай тащить. Сколько ни тащили, ничего не выходит. А старуха стоит и смеется:

«Нет, миленькие, так у вас ничего не выйдет. Отойдите все от колодца!»

Отошли цыгане и встали в стороне. А старуха подошла к колодцу и что-то прошептала. А потом вернулась к цыганам, отобрала из них троих парней и говорит им:

«Вот вы идите и берите крест!»

Подошли эти трое цыган к колодцу и мигом вытащили крест. Был он легоньким, как перышко. Положили цыгане крест на телегу и отвезли его к старухе на задворки.

«Только, — говорит старуха, — крест лицом к лесу поставьте».

Так цыгане и сделали. А старуха снова:

«Завтра рано утром встаньте, помойтесь в росной воде и приходите загородку делать».

Выстроили цыгане часовню. Повесила в ней старуха лампадку да полотенце чистое.

«От этого креста, — предупредила старуха, — чтобы никто из вас ничего не брал, ни одного камушка. Молиться — молитесь, кто чистый, кто достойный. Недостойного к себе сам крест не допустит!»

Недолго после этого жила старуха, а когда померла — похоронили ее в той часовне. И по сей день горит лампадка там в любую непогоду. Пытались злые люди крест тот похитить, да только с места его сдвинуть не смогли. Говорят, что погибли они после этого лютой смертью…

Леший усмехнулся и добавил, внимательно взглянув на Пихту:

— Я и сам видел этот крест.

— Знаешь что, — ответил ему Пихта, — может быть, город меня испортил, но я что-то не очень верю во все эти чудеса.

— Как знаешь, морэ, как знаешь, — загадочно произнес Леший.

Он с радостью общался с Пихтой. В какой-то мере тот как бы взял на себя роль Розы. Леший не только рассказывал сказки, видя в этом повторение своей жизни, но и воскрешал тех, кто погиб на его глазах, и если бы Леший мог до конца разобраться в себе, исполнить свой долг перед ними, дав им новую, вечную жизнь, он, не задумываясь ни на минуту, сделал бы это.

Пихта записывал все: и о том, как предки Лешего ушли из Испании, и о том, какими замечательными кузнецами и ювелирами они были, и о том, какой смелостью и силой обладали они, и о трагической гибели цыганского рода.

В пересказе Лешего все это превращалось в легенду, а сказки частенько становились самыми обычными бытовыми рассказами. Особенно покорила Пихту одна легенда о любви, для которой не было преград. В ней Леший так поведал о чистоте и благородстве, о любви, не замутненной перенесенными страданиями и человеческой ложью и завистью, что Пихта чуть не заплакал.