Цыганские сказания (СИ)

Право слово, идея сделать её денщиком не так уж плоха. Я хочу видеть, как она чистит мне обувь. По счастью, сиротке хватает ума молчать, пока мы пробираемся дворцовыми коридорами к одному из двориков. Гвардейцы таращатся на меня, отдавая честь, с нескрываемым любопытством. Подозреваю, что не только из-за кресла и пледа.

Ничего себе, как уже стало холодно! Лужи затянуло полиэтиленовыми плёночками льда, на кустах почти нет листьев. По счастью, поджидающая меня на скамейке свекровь держит наготове огромную шерстяную шаль. Как только Катарина фиксирует каталку напротив тёти Дины, та наклоняется вперёд, чтобы укутать меня.

— Здравствуйте, — бормочу я.

— И тебе здравствуй.

Тётя Дина не убирает рук с моих плеч, так что её лицо очень близко к моему. От её кожи пахнет кориандром.

— Знаешь, я вчера перебирала свои шкатулки и заметила одну вещь, — говорит она мне почти что в самое ухо. — Кто-то взял все мои золотые булавки. Это сделала не Катарина, у неё свой набор. В одежде у Кристо их нет, я бы заметила. Лиляна, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Святая мать и одиннадцать верных апостолов! Я готова броситься свекрови на шею и рыдать. Просто потому, что она — первый человек, не трясущий меня с требованием всё выложить, а предлагающий свою помощь. Но я не имею права впутывать её. Да и клятва...

— Я хочу. Я не могу.

— Дело в императоре? Ты в опасности из-за него?

Не представляю, как рассказывают во дворце историю с моим заточением и неудачным ужином с участием спагетти, но теперь ещё больше подозреваю, что годовщина была поводом убедиться в том, что я в порядке; нет, что нуждаюсь в помощи.

— Скорее, он в опасности из-за меня. И вы тоже. Я... — меня будто прорывает. — Половина проблемы в том, что я не могу совладать с волшебством, которое получила. Мне не хватает знаний. Мне нужна волшебная уздечка для этого коня. И я не имею представления, где её найти. Тётя Дина, помогите мне!

— Я? — свекровь чуть отклоняется, чтобы заглянуть мне в глаза. — Как могу я-то помочь? Я ничего не понимаю в волшебстве. Да я вообще колдунов боюсь, как солома огня.

— Но вы могли бы поговорить со старыми женщинами. Мне очень, очень-очень надо. Это вопрос жизни и смерти... ой, только не говорите Кристо. Если он мне сейчас помешает, то не спасёт, а сделает хуже.

— Потому что всего не знает, а рассказать ты не можешь. Я поняла. И что я должна спрашивать у старух? Или что им передать?

Я немного колеблюсь, подбирая слова.

— Ожерелье на моей шее сделано цыганом. Много-много лет назад. Оно действует по законам цыганского волшебства. Нет, не защищает от сглаза, а что-то другое. Чего я не знаю или не могу сообразить. Пойму, как работает, и мы — спасены. Все мы. И я справлюсь со второй половиной проблемы.

Тётя Дина поощрительно кивает.

— Когда ожерелье работает как надо, я могу сделать так, чтобы меня никто не нашёл и не заметил. И ещё так, что любая попытка убить императора проваливается. Ну, например, ружьё не стреляет, граната не взрывается... снайпер промахивается или вовсе спотыкается и падает с крыши. А сейчас оно работает так, словно мне... невероятно не везёт. Всё ломается. Всё происходит глупо. Я спотыкаюсь, те, кто рядом со мной, начинают вести себя странно или невпопад. Последний раз Госька сломала обе ноги, слышали? Мы ничего в этот момент не делали, сидели вместе на кровати, на отличной кровати, крепкой, дорогой, и ужинали. Можете себе такое представить? Я боюсь. Всего. Всё время.

Отстранившись, свекровь выпрямляется и смотрит на меня долгим взглядом — холодным, как прищур охотника.

— Как ты сказала? Не везёт? Нанэ бахт?

— Да. Не везёт, — повторяю я для ясности на немецком.

— Если уж переводить буквально, то «нет удачи», — поправляет тётя Дина и смотрит на меня многозначительно. Видимо, тут-то меня и должно осенить, но я могу ей ответить только гримасой недоумения.

— Я не тайнокнижник и не старуха. Я могу ошибаться, — вздыхает свекровь. — Мне просто пришла в голову мысль. Ну, знаешь ведь, все цыганские амулеты — или от сглаза, или от вампирских чар, или для удачи. Иногда для всего сразу. Редко.

Меня по прежнему не осеняет. Задумчиво оглянувшись, тётя Дина наклоняется ко мне:

— Удача — такая штука, которая словно рассыпана везде. На людях, в разных местах, даже в воздухе. Где-то плотнее, где-то реже.

Если быть точной, говоря по-цыгански, она использует слово «бахт» — не только удача, но и счастье, и судьба. Судьба — не то, что предписано раз и навсегда. Судьба — то, как складываются твои удачи и неудачи.

— Есть вещи и люди, которые словно притягивают к себе бахт, собирая ту, что слишком свободно лежит на других или рассыпана тут и там. Они накапливают её, чтобы потом потратить, когда удача нужна. Вроде как кнут барышника или такая штука, которой воры глаза отводят, понимаешь?

— Да это же суеверия. Как говорят — амулет на удачу помогает только везунчикам, — пожимаю я плечами.

— Ну? — тётя Дина снова испытующе смотрит мне в глаза. Я чуть не спрашиваю — «Что ну?», когда меня, наконец, осеняет.

***