Послышался плеск и скрип весел, к ним подплыла лодка. Крепкие, надежные объятия Родерика приняли на себя вес Мары, и она, со вздохом отказавшись от борьбы, выпустила контрфорс. Принц вытащил ее из воды, чьи-то сильные руки с грубоватой ловкостью подхватили ее и перенесли через планшир лодки. Маленькое суденышко закачалось, когда Родерик подтянулся на руках и перелез через борт. Их обоих, промокших насквозь и облепленных водорослями, положили на дно и укрыли плащом Родерика. Лука и Жак стали грести к берегу.
Карета уже стояла наготове, когда Родерик вынес Мару по ступенькам на набережную. У самой дверцы он остановился и повернулся к своим гостям. Они столпились вокруг, с жадным любопытством разглядывая мокрую парочку, восклицая, задавая вопросы. Тень усталости пополам с отвращением легла на лицо принца, когда он сказал:
— Вечер окончен. Вы можете идти.
9.
Возвращение в карете в Дом Рутении показалось Маре бесконечно долгим. Она съежилась в своей мокрой одежде, вся дрожа и стискивая зубы от холода, стараясь не слишком сильно опираться на державшего ее Родерика. Ей казалось неправильным отнимать щедро отдаваемое им тепло для себя. Кроме того, было бы неправильно навязывать ему свою близость. Вряд ли ему эта близость была приятна. Она охотно поделилась бы с ним своим собственным скудным теплом, но Родерик в нем не нуждался. То ли он разогрелся, работая веслом, то ли сказывалось действие выпитого коньяка, но от него чуть ли не пар шел. Вода стекала по его золотистым волосам, которые он заправил назад пальцами, срывалась каплями с носа и подбородка. Он не обращал на это внимания.
— А к-как… Этторе и принц Эрвин? — спросила Мара.
— Едут следом с Михалом и Труди, которые их подобрали. Этторе всегда был словоохотлив и теперь рта не закрывает, а Эрвин молчит.
— Н-надеюсь, ты доволен.
Он удивленно взглянул на нее.
— А должен быть?
— Как птичка в мае, тра-ля-ля. Ты за-заставил кронпринца проявить свою слабость: стремление победить любой ценой.
— Но признай, если бы он не проявил слабость, если бы играл по правилам и дал моей команде справедливый и равный шанс, он сейчас мог бы диктовать свои условия как человек, способный принять поражение, но не подвергать опасности свою любимую и ее брата.
— Эт-то т-ты выставил там б-баржу?
— По-твоему, я такой черный интриган? Ты считаешь, я на это способен?
— П-пытаюсь понять.
Маре все труднее становилось сдерживать дрожь. Зубы, выбивая дробь, мешали ей говорить. Она крепче стиснула сплетенные на груди руки.
— Кого бы ты предпочла: человека, который пользуется счастливым случаем, или того, кто сам создает для себя счастливый случай?
— П-при чем тут мои предпочтения?
— Ты не забыла, что это я посадил тебя в лодку к Эрвину?
Мара взглянула на него, стараясь различить его лицо в полутьме, разгоняемой только светом наружного фонаря кареты.
— Двойная проверка? П-просвети меня: я вы-выдержала экзамен или провалилась?
— Я убежден, что ты не была в сговоре с Эрвином.
— А ты думал, что была?
— Вы с ним появились сразу друг за другом, — объяснил он извиняющимся тоном.
— Поверить не могу, что ты меня подозревал!
— Не можешь поверить?
Она не верила, но с тревожной ясностью видела, что, хотя он и улыбается, у него все еще есть сомнения.
— Я похожа на пруссачку? — спросила Мара.
— Нет, а теперь, когда я тебя как следует разозлил, ты даже не похожа на вытащенного из воды котенка.
Они въехали во двор Дома Рутении. Родерик вышел из кареты и помог ей выбраться. Но его шутливые слова не обманули Мару. Он не для того бросил ей косвенное обвинение, чтобы ее разозлить. Нет, дело было совсем не в этом.
Мара ожидала, что Родерик подхватит ее на руки и внесет в дом, но он вошел первым, и пока она с трудом взбиралась по ступеням на второй этаж, волоча за собой намокший плащ, ей были слышны сухо отдаваемые им приказы. Она направилась по галерее к своим апартаментам, но на пересечении с анфиладой комнат Родерик преградил ей дорогу.
— В это время ночи в моей гардеробной меня всегда ждет ванна, — сказал он. — Сарус как раз сейчас добавляет горячую воду. Я уступаю ее тебе.
Мысль о горячей ванне показалась Маре неотразимым соблазном.
— Спасибо за доброту, но я подожду, пока мне приготовят ванну в моей гардеробной.
— Я не могу этого позволить. Будь благоразумна.
— Я — само благоразумие. Ты же не пожелал видеть меня в своих апартаментах. Я не стану навязывать тебе мое присутствие.
Прибыли остальные: со двора донесся грохот колес по булыжнику, в вестибюле послышались возбужденные голоса. Родерик осведомился самым любезным и светским тоном:
— Ты предпочитаешь, чтобы тебя перетаскивали с места на место, перекинув через плечо, как мешок с мукой? Я готов услужить, но мне хотелось бы заранее знать, доставит ли это тебе удовольствие.
— Не говори глупостей!
— В таком случае ступай сейчас же ко мне.