Для нее любовь – волшебное чувство, которое заставляет парить и видеть мир только в ярких красках. Но так же ли относится к любви Алексей? Вопросов было много, и ни одного ответа.
– Мария Силантьевна? Уже вернулись? Отчего же так скоро? – Павел оторвался от молитвенника и удивленно посмотрел на девушку. Она шагнула в его келью и опустилась на лавку. Теперь, когда волны злости и отчаяния схлынули, силы покинули ее.
– Что случилось?
– Павел, я исповедаться хочу. Душу облегчить.
Марья огляделась. Иконы смотрели со стен с укоризной, словно знали о ее мыслях. Казалось, что они что-то шепчут ей, обвиняют.
Преподаватели говорили Марии, что никакого Бога нет, и на все воля человека, а не инфернальных высших сил. А она украдкой разговаривала с ангелами. Не зная ни одной молитвы, просила за папеньку, когда того волки в лесу погрызли, и за матушку, чтобы ей на том свете было хорошо.
– А Силантий Матвеевич почему не приехал?
– Задержался. – Ей совсем не хотелось разговаривать об отце и о том, что произошло. Лишь бы поскорее все это закончилось.
– Не мое это дело, но вы бледны, и глаза покраснели. Что-то случилось? Мне можно рассказать все.
– Для этого я и пришла! – вспылила Марья, но ей тут же стало стыдно. На Павла злиться грешно.
Тот словно прочитал ее мысли и, не отводя глаз, произнес:
– Исповедь нужна грешникам, а не влюбленному сердцу.
Марья вздрогнула. Слова Павла прожгли молнией.
– Откуда… Как вы догадались? Я ведь ничего не сказала.
– Не всегда нужны слова, Мария. Пойдемте. – Он указал рукой на едва заметную дверцу.
Павел провел ее в небольшую комнатку. Здесь было чисто, светло и пахло свежим деревом. Он усадил Марью за стол и вскоре поставил перед ней чашку с ароматным чаем. Только сейчас Марья почувствовала, как сильно замерзла. Ее била дрожь, хотя на дворе конец июля. Девушка обхватила руками горячую чашку и сделала большой глоток. Напиток обжег горло.
– Аккуратнее, чай горячий.
Марья всхлипнула, выпила чай и заговорила. Павел слушал внимательно. Ни разу не перебил, лишь кивал в такт рассказу.
– Не нужно было уходить, – сказал он, когда Марья выплеснула на него свою боль, неуверенность и надежду. – Вы ведь не разобрались толком. Может, батюшка ваш вовсе и не о свадьбе беседы вел. С чего вы это решили?