Цыганы

    Прошло два лета. Так же бродят
Цыганы мирною толпой;
Везде по-прежнему находят
Гостеприимство и покой.
Презрев оковы просвещенья,
Алеко волен, как они;
Он без забот в сожаленья
Ведет кочующие дни.
Всё тот же он; семья всё та же;
Он, прежних лет не помня даже,
К бытью цыганскому привык.
Он любит их ночлегов сени,
И упоенье вечной лени,
И бедный, звучный их язык.
Медведь, беглец родной берлоги,
Косматый гость его шатра,
В селеньях, вдоль степной дороги,
Близ молдаванского двора
Перед толпою осторожной
И тяжко пляшет, и ревет,
И цепь докучную грызет;
На посох опершись дорожный,
Старик лениво в бубны бьет,
Алеко с пеньем зверя водит,
Земфира поселян обходит
И дань их вольную берет.
Настанет ночь; они все трое
Варят нежатое пшено;
Старик уснул — и всё в покое...
В шатре и тихо и темно.

* * *

    Старик на вешнем солнце греет
Уж остывающую кровь;
У люльки дочь поет любовь.
Алеко внемлет и бледнеет.

Земфира

        Старый муж, грозный муж,
    Режь меня, жги меня:
    Я тверда; не боюсь
    Ни ножа, ни огня.

        Ненавижу тебя,
    Презираю тебя;
    Я другого люблю,
    Умираю любя.

Алеко

    Молчи. Мне пенье надоело,
Я диких песен не люблю.

Земфира

    Не любишь? мне какое дело!
Я песню для себя пою.

        Режь меня, жги меня;
    Не скажу ничего;
    Старый муж, грозный муж,
    Не узнаешь его.

        Он свежее весны,
    Жарче летнего дня;
    Как он молод и смел!
    Как он любит меня!

        Как ласкала его
    Я в ночной тишине!
    Как смеялись тогда
    Мы твоей седине!

Алеко

    Молчи, Земфира! я доволен...

Земфира

    Так понял песню ты мою?

Алеко

    Земфира!

Земфира

                      Ты сердиться волен,
Я песню про тебя пою.

Уходит и поет: Старый муж и проч.

Старик

    Так, помню, помню — песня эта
Во время наше сложена,
Уже давно в забаву света
Поется меж людей она.
Кочуя на степях Кагула,
Ее, бывало, в зимню ночь
Моя певала Мариула,
Перед огнем качая дочь.
В уме моем минувши лета
Час от часу темней, темней;
Но заронилась песня эта
Глубоко в памяти моей.

* * *