Цыплёнок и ястреб

Половина батальона, 32 вертолета, приземлилась в точке «Лима». Мы привезли с собой «сапог», они попрыгали с машин и тут же присоединились к своим собратьям. Вскоре пехота образовала оборонительный рубеж вокруг этого клочка Вьетнама, вдруг ставшего важным. Тридцать два вертолета и их экипажи торчали посреди земли, контролируемой Вьетконгом и ждали, когда по ним начнут бить из минометов. И зачем мы это сделали? Зачем ждать здесь, в семи минутах от безопасной зоны «Гольф»?

— Ну, Боб, если нам нужно добраться сюда ранним утром, а так оно и будет, что делать, если перевал затянет? — так ответил Фаррис. Он стоял рядом с грузовой кабиной, копаясь в ящике с пайками и что-то искал.

— Пролететь над перевалом и сделать обратный круг, — сказал я.

— Тут есть одно «но», — Фаррис сжал челюсти, подбирая слова для продуманного ответа. — Если погода будет не очень плохой, мы сможем это сделать, но если очень, то нет. А если не сможем, нам придется ждать, пока туман не рассеется.

Он нахмурился, сделал паузу и взъерошил седеющие волосы:

— Это задержит задание, и кто-нибудь может погибнуть.

Он замолчал. Он нашел паек, из которого не вытащили пакет кофе и улыбнулся этому пайку, как старому другу. Пакетов кофе нам вечно не хватало. Мы воровали их из ящиков всегда, когда нужно было становиться лагерем, неважно, надолго ли.

— Теперь понял?

— Это-то я понял, — и я отрицательно покачал головой, когда Фаррис предложил мне банку с печеньем. — Чего я не понимаю, так это почему мы не планируем все заранее. Почему такие ночевки для нас — всегда неожиданность?

Слушая меня, Фаррис взял консервный нож Р-38 (он прилагается к каждому пайку) и поддел им крышку банки с печеньем. Обнаружились три больших печенья, которые он вновь предложил мне. Я опять отказался.

— Ну, — сказал он. — Это очень хитрый вопрос, почему мы не планируем заранее.

Он выбросил печенья в ящик с пайками и выдул крошки из банки. Потом нагнулся и поскреб ей по земле, чтобы набрать песка. Когда банка оказалась наполовину полной, он постучал ей по полу грузовой кабины, чтобы слой песка выровнялся.

— Иногда мы знаем, что останемся ночевать, а иногда нет.

Он согнулся с банкой до земли и протянул руку под брюхо «Хьюи», туда, где был сливной клапан. Какое-то время я видел только его ноги. Пропитав песок топливом, он вылез обратно.

— Когда мы знаем, что останемся, то планируем, — и он поставил банку, ставшую печкой, на землю. — А когда не знаем, то не планируем.

Он залез в ящик, достал еще одну банку печенья и открыл ее несколькими быстрыми движениями Р-38.

— Вот это, — и он оглядел все вокруг своими карими глазами так, будто увидел в первый раз, — пример того, как мы иногда не планируем заранее.

— Но ведь нас здесь могут обстрелять из минометов и мы потеряем большинство машин, так? — я твердо решил получить логическое объяснение. Он пробил несколько треугольных дырок у самого верхнего края «печки», чтобы пламя смогло гореть, когда наверху будет стоять банка с водой. Наконец, решив, что все в порядке, он установил «печку» футах в десяти от «Хьюи» и поджег. Из банки вырвался темно-оранжевый, коптящий язык пламени. Осмотрев свое творение, Фаррис сказал:

— Ага.

Взяв банку с водой с помощью сложенной крышечки, он поставил ее на огонь, чуть неровно, чтобы дать пламени выход сбоку. С той стороны, где плясало пламя, почти сразу стали появляться пузырьки.

— Так в чем причина того, что мы здесь вот так сидим? — спросил я. — Если мы потеряем вертолеты, это отбросит нас назад на недели, или месяцы. Если на то пошло, небольшое утреннее опоздание куда менее рискованно.

Вода закипела. Он снял банку с огня, сложив кусочек картона, чтобы не обжечься. Осторожно поставив кипяток на землю, сорвал верх пакетика с кофе и высыпал гранулы в воду. Они растворились и до меня тут же донесся аромат.

— Ты прав, — сказал он.

— Так почему мы здесь? — я был озадачен.

Фаррис высыпал из пакетиков в банку сахар и сухое молоко. Потом встал и сделал очень осторожный глоток, резко втянув в себя воздух.

— Не знаю, — и улыбнулся мне.

А увидев мой недоумевающий взгляд, сказал:

— На, — и протянул кофе. — Хочешь глотнуть?

Солнце уходило за перевал. Я оставил Фарриса наедине с его кофе и пошел искать Реслера.

Задержался у своей машины. Там Лиз разогревал себе еду. Наш ящик с пайками был почти пуст, все что там нашлось — несколько банок с омлетом, посуда, две-три мини-пачки сигарет и примерно пятнадцать консервных ножей Р-38. Нормальных пайков не было. Лиз сидел на корточках и говорил о Второй мировой со своим приятелем Готлером, бывшим пилотом Люфтваффе. Я сказал, что еще увидимся и ушел.

У Гэри выбор был куда лучше. Почти половину ящика занимали нераспечатанные пайки, так что я поужинал с ним.

— Ну посмотрим. У нас есть говядина с лапшой, тушеная говядина, спагетти с фрикадельками, цыплята и омлет, — так сказал Гэри, роясь в ящике.

— Цыплята, — ответил я.

— Правильно.

Мы уселись за еду. Последние лучи солнца погасли за перевалом. Начали собираться москиты и мы спустили рукава, чтобы защитить руки. В долине было душно и сыро, похоже, собирался дождь.