Цыплёнок и ястреб

— Вот уж не знаю, почему он сказал вам нас разыскать. У нас лишних палаток нет, — заявил нам высокий уоррент-офицер. — Но можете поспать на носилках, если есть желание. Чтобы на земле не лежать.

— Ну и нормально, — сказал Лен. — Борттехник и стрелок пусть остаются в вертолете. Спать там вчетвером — это даже не смешно.

И он махнул рукой в темноту, где стояла наша машина.

— Ну тогда добро пожаловать, располагайтесь здесь, — уоррент посветил фонариком в место перед входом в их палатку. — У нас даже пончо есть, можете устроить себе навес.

— Не, и так неплохо, — ответил Лен. — Ночью, похоже, ясно будет. Неохота с этим ебаться.

Я посмотрел в звездное небо. Угольно-черное, а звезды сверкали, как драгоценные камни. Они были почти такими же, как и на другом конце мира. Полярная звезда стояла ближе к горизонту. А вот Большая Медведица. Орион. В детстве я провел кучу времени, глядя на звезды. И все еще надеялся, что когда-нибудь увижу Южный Крест.

Лен звал меня уже несколько раз:

— Боб, что с тобой?

— Ничего, просто на созвездия засмотрелся.

— Короче, ты как знаешь, а я сейчас прямо стоя засну. Я пошел за этими носилками.

— Я тоже.

Но сначала я добрался до нашего вертолета и убедился, что Ричер со стрелком находятся там, где им следует быть. Потом вытащил носилки из даст-оффа. «Даст-офф» — это позывной санитарного вертолета. У меня появилась привычка называть вещи по их позывным. Взяв носилки под мышку, я пошел в сторону Большой Медведицы, в направлении палатки. Из-за нашей возни с носилками пилоты даст-оффа задержались, чтобы поболтать немного.

Было довольно тихо. Лен и высокий уоррент-офицер рассказывали о своих приключениях. Я сидел на носилках и слушал; мне почему-то казалось, что они видят мое лицо, хотя я не видел их. Посидев минутку, я решил лечь на спину и поглядеть на звезды.

Тыльная сторона ладони под моей головой прикоснулась к чему-то холодному и липкому. Я быстро сел:

— Это еще что?

Еще один пилот из экипажа даст-оффа посветил фонариком на носилки. В луч попал кусочек человеческой плоти, прилипший к зеленому брезенту.

— Их здорово нужно отскабливать, — сказал пилот. — Липкие, как я не знаю что.

Пожав плечами с профессиональным апломбом, он потянулся, чтобы отскрести его фонариком. Кусочек прилип крепко. Наконец, отодрав его пальцами, пилот выкинул в траву нераспознаваемый клочок человека.

Теперь мне не особо хотелось спать и я начал слушать.

— Одна наша машина зашла в горячую зону и взяла четверых раненых, — говорил уоррент. — Все было нормально, пока не взлетели. Прошли прямо над пулеметами. Чарли их изрешетили. Погиб и экипаж, и все раненые, когда разбились.

Его приятель с фонариком продолжал:

— А над Плейми нас сбили, — и вытер руку о штаны. — Мы сели слишком близко от траншей, которые гуки выкопали рядом с комплексом. Ребята внутри не знали, что чарли так близко. В общем, мы зашли на посадку, чтобы взять раненых. Нас достали на заходе. Убили пулеметчика. Пришлось выскакивать и драпать. Еле добежали до комплекса.

Он сделал паузу, а его напарник что-то проворчал в знак согласия.

— Вот поэтому мы больше не можем садиться в горячих зонах. Чарли считают, что красный крест — это яблочко мишени. Ни хуя Женевские соглашения не уважают.

— Женевские соглашения? — спросил я.

— Конечно. Соглашение, что санитарные транспорты, даже воздушные, трогать нельзя.

— Не думаю, что чарли когда-нибудь подписывали женевские соглашения. Я знаю, что Соединенные Штаты не подписывали, — я вступил в спор против своего желания. — Дробовики тоже запрещены, но у нас в роте их целые ящики, для защиты периметра.

Я бросил этот факт на чашу весов, чтобы уравновесить обвинения в адрес чарли. Мне всегда нравилась роль адвоката дьявола и вот вам пожалуйста, я в полном смысле слова защищал нашего врага.

— Да ты вообще за кого? — спросил высокий уоррент.

— Может, оно и нехорошо звучит, — сказал я, — но если ни одна из сторон не подписала соглашение, то, наверное, одна сторона не может обвинять другую в нарушении.

— Если другая сторона — куча ёбаных гуков, то может, — прорычал высокий уоррент.

Мой оппонент привел интересный довод. А еще он был тяжелее меня на сорок фунтов.

— Ну, — сказал я, — можно взглянуть на дело и так.

— Да говна кусок все эти законы войны, так я думаю, — сказал Райкер. Я не видел его лица, но знал, что он улыбается.

— Согласен, — сказал высокий уоррент. — Война есть война, надо ее закончить и поехать домой.

— Может, скоро и поедем, — ответил Райкер. — Если мы прихлопнем АСВ до того, как они уйдут в Камбоджу, мы из них повышибем говно.

Райкер сделал паузу и наши хозяева одобрительно заворчали.

— А когда мы из них вышибем говно, думаю, они больше не захотят воевать и запросят мира. Захотят сдаться, пойти по домам.

— Подписываюсь, — сказал я.

Было одиннадцать-тридцать. Все устали и мы решили, что есть смысл отложить победу в войне до утра. Я поменял местами концы носилок, чтобы не лежать на пятне от куска мяса.