Цыпленок и ястреб

Кольцо змееловов резко прибавило в радиусе.

— Ядовита? — Банджо вызверился на Коннорса. — Блин, Коннорс, я эту пиздоблятину хотел рукой схватить. Зеленый полоз, да?

— Ну так зеленый же! — заорал Коннорс в ответ.

— Ага, — сказал Фаррис. — Это зеленая бамбуковая гадюка.

Фаррис взял у Реслера лопату и быстрым движением разрубил змею пополам, глубоко вогнав лезвие в землю. Половинки дергались и извивались, пасть распахнулась в агонии.

— Просто запомните, — сказал Фаррис, — что здесь тридцать три вида змей и тридцать один из них ядовитый.

— А как их отличить? — спросил Реслер.

— Знаете, при таком соотношении можно позволить себе некоторую предвзятость. Типа, убивать их всех на месте, — и Фаррис ушел.

Землей из канав набивали мешки. Наше отделение разделилось: пятерка наполняли мешки, а другая пятерка отволакивала их на сотню футов, туда, где должен был расположиться наш первый бункер.

Мы заложили основу в пятнадцать квадратных футов, оставив проем для двери. После долгих споров решили, что стены должны быть толщиной всего в один мешок. Когда основа была заложена, к нам присоединились и другие люди из взвода, чтобы дело пошло побыстрее. К полудню стены выросли уже до шести футов.

Еще одной команде поставили задачу нарубить больших деревьев, чтобы сделать стропила для крыши. Стволы отесывали и укорачивали топорами. К ужину мы уже укладывали их на вершины стен.

— Только гляньте на это говнище в воде, — и капитан Моррис, начальник столовой, показал на бочку, где кипятилась вода. Ее кипятили керосиновыми нагревателями; кипяток должен был стерилизовать кухонную утварь. Когда первые несколько человек бросили туда свою посуду, вода начала охлаждаться и на ее поверхности появилась пленка жира и всякого мусора. Моррис со злостью пошел к кухонной палатке, видимо, чтобы обругать сержанта-кашевара.

Деккер с омерзением смотрел на бочку:

— В этой воде хоронить можно.

— Точно, — отозвался Коннорс, стоявший за мной в очереди за едой. — Пусть в ней похоронят то, что там издохло, — и он кивнул в сторону кухонной палатки.

— Да это от нашей жратвы так воняет, — сказал Банджо.

— Я сблевану сейчас, — Коннорс изобразил муку на лице и схватился за живот. — Что это за погань? Где наши пайки?

— Гейнсбургеры, — сказал Банджо. Так мы окрестили армейское консервированное мясо — в честь собачьих консервов. Процесс консервации превращал нормальное мясо в нераспознаваемую, жесткую, сухую субстанцию, вымоченную в жире.

Подошла моя очередь. На поднос улеглись гейнсбургеры, картошка быстрого приготовления, вареная капуста, тушеная кукуруза и круги консервированного хлеба. Я отправился к бункеру, чтобы поесть в компании своих товарищей, на куче мешков с песком.

— А пиво сегодня будет? — спросил Коннорс.

— Завтра. Слетаю в Кинхон и привезу полный груз, — сказал Нэйт.

— И как это ты ухитрился? — огорчился Коннорс.

— Удача, мастерство, опыт, лизание жоп. Сам знаешь, — ответил ему Нэйт. Он закончил с едой и приступил к трубочному ритуалу.

— Как думаешь, этот бункер выдержит прямое попадание? — спросил меня Реслер.

— Навряд ли. Вообще, это, наверное, смотря какой толщины мы сделаем крышу.

— Какой мы ее сделаем толщины, капитан Фаррис? — Реслер повернулся к командиру нашего отделения.

— Думаю, капитан Шейкер хочет, чтобы мы ее сделали в два мешка толщиной, — ответил Фаррис, пытаясь устроить у себя на коленях посуду.

— А прямое попадание она выдержит?

— Ни за что, — сказал Фаррис.

К полудню следующего дня мы уложили на стропила перфорированные стальные панели (ПСП); обычно их используют для постройки дорог и взлетных полос. А потом закончили крышу, уложив два слоя мешков. Крыша немного просела в центре, но внутрь вполне можно было войти, чуть пригнув голову. Снаружи сооружение выглядело прочным и солидным. Настоящий образец для еще трех бункеров.

После обеда мы вновь принялись набивать мешки и тут прибежал рядовой Берн, штабной посыльный.

— Мистер Коннорс, мистер Банджо, взлетайте быстрее!

— Что случилось? — Коннорс бросил лопату.

— Нэйта сбили, когда за пивом летел!

— Банджо, пошли, — и Коннорс побежал к штабной палатке. Реслер, Райкер, Лиз и я провожали их взглядами.

За всем этим копанием и строительством я совершенно забыл о людях, которые очень хотели, чтобы нас здесь не было.

А ночью, при бледном свете луны, мы отмечали пивной вылет. Четыре пилота, каждый из которых держал нераспечатанную банку пива, прошли маршем вокруг бункера. С реверансами и песней «О благородный вождь» они приблизились к Филдсу, который, хохоча, восседал в шезлонге, поставили пиво на бункер и отошли назад. Эти четыре одинокие банки и были всем, что осталось от ста ящиков, которые Нэйт и Кайзер взяли на борт в Кинхон.

Впрочем, Змеи одолжили нам достаточно пива, чтобы хватило на вечеринку. Мы расселись вокруг бункера и слушали, как Нэйт и Кайзер рассказывают свою историю.

— Мы с Кайзером летели на двух тысячах футов, и тут нас достали, — говорил Нэйт. — Откуда стреляли, я не видел, но как попали, услышал. Две пули перебили топливопровод рядом с двигателем и через несколько секунд стало ну очень тихо.