Цыпленок и ястреб

Я завис на высоте, примерно в 25 футах над сухим рисовым полем. Один "сапог" стоял на "муле" и держал над головой петлю, соединенную с четырьмя поддерживающими тросами. Еще один стоял в пятидесяти футах позади него, чтобы давать мне указания. Я управлял вертолетом с левого места. Я продвинулся вперед и человек с петлей скрылся из вида у меня под ногами. Вихрь от винтов трепал складки одежды зрителей так, что они расплывались в глазах. Подавая сигналы жестами, оператор добивался, чтобы наша ревущая зверюга зависла точно над "мулом".

— Он что, потрогал нос? — крикнул я. — Блядь, что это значит, потрогать нос?

Я хотел продемонстрировать Лизу, что знаю свое дело.

— Все в порядке, Боб, ты нормально выровнялся, — сказал Лиз.

— Ричер, высунься наружу и говори мне, что, на хуй, делать. Этот мудила машет так, будто симфонией дирижирует!

— Есть, сэр, — Ричер лег на живот, и наполовину высунулся из вертолета, держась за предохранительный ремень. — Примерно на три фута влево и на пять вниз.

— Нет, вы гляньте. Теперь он хочет, чтобы я заглушил двигатель! — этот идиот водил ладонью поперек горла.

— Вниз хватит. Теперь несколько футов влево, — сообщал Ричер. — Вот так. Они цепляют крюк.

К этому времени оператор полностью ушел в наблюдение за процессом подвески и подавать сигналы перестал.

Я добавил газу ровно настолько, чтобы выбрать слабину и заставить все четыре троса натянуться одинаково. Потом добавил еще, чтобы тысячефунтовый "мул" поднялся в воздух. Тяжесть передалась на "Хьюи", шаг винта увеличился и лопасти начали громко хлопать. Приборы показывали, что у меня достаточно мощности для взлета. Когда я парировал снос, то чувствовал, какой жесткой стала ручка.

Фюзеляж вертолета в висении похож на груз внизу маятника, а верх маятника образован втулкой винта. Груз на тросе превращает все это в некое подобие составного маятника. Координация движений того и другого требует практики. К примеру, если отдать ручку управления от себя, диск винта наклонится вперед, потянув за собой фюзеляж, как камень на нитке. С грузом на тросе качание фюзеляжа замедляется из-за инерции груза. Возникает ощущение, что вертолет не хочет двигаться вперед. В этот момент есть опасность, что пилот еще сильнее отдаст ручку, чтобы преодолеть такое сопротивление. Когда импульсы двух маятников совпадут, машина опустит нос и провалится вниз. Если резко взять на себя, парируя это движение, то сначала назад качнется фюзеляж, потом груз, каждый в своем собственном темпе. Когда все это хозяйство прекратит дергать машину в разные стороны, то она будет двигаться слишком медленно и может опуститься на землю. Все это означает, что когда я начал двигаться вперед для взлета, я совершенно не хотел останавливаться.

— Господи, я у него в двадцати футах над головой и он требует зависнуть! — я уже испытывал желание сесть и придушить этого пехотинца.

— Груз поднят, сэр, — доложил Ричер.

Я медленно шел вперед, стараясь не вогнать два маятника в противофазы. Оператор, однако, стоял на месте, лихорадочно подавая непонятные знаки. Тяжелый груз качнулся по направлению к нему. Я надеялся, что он попадет под удар, но в последний момент он успел пригнуться.

Мы набрали высоту и Лиз сказал:

— Размыкаю, — после чего вывернул из потолочной панели предохранитель, отвечающий за электрический крюк. В полетах у земли мы держали предохранитель на месте, чтобы пилот имел возможность быстро сбросить груз, нажав кнопку на ручке управления. На высоте же крюк обесточивался, чтобы сброс не произошел случайно — иногда такое бывало. Кто-то в нашей роте днем раньше уронил "мул" с высоты в 3000 футов и "сапоги" до сих пор на нас злились. Машинка выглядела так, будто ее выкопали из следа Кинг-Конга.

Направляясь к зоне Гольф, я чувствовал, как "мул" раскачивается от ветра. Все, что нужно было помнить для посадки — начать сбрасывать скорость раньше и держать машину выше. Лиз запитал крюк. Я перешел в висение, держа "мул" в десяти футах от земли и медленно двинулся к оператору у склада. Я наблюдал за его жестами подозрительно, но он знал свое дело. Я почувствовал, как "мул" коснулся земли, мне просигналили сброс и я нажал на кнопку. Освободившись от груза, "Хьюи" подскочил в небо, и я позволил ему это сделать, даже добавив газу, чтобы выполнить лихой разворот вправо на почти вертикальном наборе.

— Ковбой, — сказал Лиз, но когда я обернулся к нему, то увидел улыбку.

Затишье продолжалось, но я много летал. Восемь-девять часов в день были нормой. Я бы мог и больше, потому что очень не хотел сидеть в палаточном городке. Скука вызывала общую подавленность. Воевать было не с кем и Кавалерия превратилась просто в двадцать тысяч человек, сидевших посреди Вьетнама в своих заплесневелых палатках и пытавшихся понять, что они здесь делают.

Когда в новостях стали все чаще появляться антивоенные демонстрации, лучше от этого никак не стало. Настроение и так было поганым, а протестующие щедро сыпали нам соль на раны. Никто не любит быть идиотом. Особенно, если за право им побыть рискуешь жизнью.