Цыпленок и ястреб

Но когда в мою кровь начал поступать бурбон, я успокоился. Нам с Райкером достался столик с видом на город. Мы выпили, чтобы расслабиться, проголодались — и нам подали филе с жареной картошкой под сметаной и зеленый салат с сочными помидорами, которые вполне могли бы оказаться с фермы неподалеку от моего родного городка во Флориде.

Дальнейшие события этой ночи оказались для меня потеряны. Я знаю, что оба мы здорово перебрали. Вообще-то, перебрал я. Райкер, по крайней мере, сумел дотащить нас до номера в отеле.

Проснулись мы поздно утром и отправились в магазин ВМС, чтобы купить всякое ребятам в лагере. Магазин у сайгонских воителей был самый настоящий. Товары на продажу выставлялись дешевле и лучшего качества, чем те, что были в военных магазинах в Америке. Фотоаппараты "Никон" за 150 долларов. Магнитофоны "Робертс" за 120. Одежда, инструменты, консервы, книги, даже ящики женских прокладок.

Райкер предложил отправиться вечером в тот ресторан, который мне так понравился прошлой ночью.

— Прошлой ночью? — я не понял, о чем он.

— А как же. И улиток не помнишь?

— Никогда не ел улиток, — заявил я, но тут в моей памяти начали всплывать какие-то обрывки.

— В общем, прошлой ночью ты их слопал дюжины три. К тому же, там девушка, которая тебя любит.

— Как девушка? Слушай, Лен, я человек женатый.

— И я женатый, — ухмыльнулся он. — Так что, вдали от дома у меня уже и не стоит? И потом, их же ебать необязательно. Просто посидишь, поговоришь с девушкой, для разнообразия.

Этим вечером после ужина мне стало очень нехорошо. За полночь стало еще хуже. Лен отвез меня в госпиталь ВМС, где меня вылечили от дизентерии. Оставшиеся двадцать четыре часа отпуска я провел в постели.

На следующее утро я сидел в нашем "Хьюи" и чувствовал себя скверно. Я был пассажиром, вертолет вел Лен и я с нехорошим чувством наблюдал, как жестяные крыши переходят в рисовые поля и джунгли. Мы были все ближе к горам и Кавалерии.

22 октября в одном журнале появилась большая и крайне оптимистичная статья насчет того, как идут дела во Вьетнаме. Журнал вышел как раз тогда, когда мы с Леном были в Сайгоне. Статью прочитали все. И нам, и тем, кто оставался на родине, объяснялось, как у нас во Вьетнаме все здорово. Три месяца назад Вьетконг крушил все на своем пути, а Южный Вьетнам уже готов был сдаваться.

Но сейчас Южный Вьетнам лучился уверенностью в себе и у него просто голова кружилась от гордости и мощи. Невероятные перемены со времен лета. А причиной этого потрясающего поворота стала одна из самых быстрых и крупных военных операций по развертыванию сил во всей военной истории. Я опять прочитал, как мы рубили кусты и пни своими мачете, чтобы вертолеты не вызывали пыльных бурь. Чтобы читатель, чего доброго, не подумал, будто нас тренируют для работы в Департаменте Парков Южного Вьетнама, автор упоминал, что 2500 наших воюют в долине Счастливой.

Статья завершалась разговором о том, что коммунисты надеялись сделать Южный Вьетнам первой костяшкой домино, следом за которой начнет рушиться вся Юго-Восточная Азия. Но теперь, как там говорилось, коммунисты призадумались. Соединенные Штаты не просто приняли вызов. И не только Южный Вьетнам станет сильнее, но и вся Юго-Восточная Азия обретет новую силу — за счет американского ноу-хау, технологий и людей. Даже довольно рутинная разгрузка войск в Кинхон превратилась в статье в эпическую картину: волны суровых "джи-ай" рвутся на берег с флота десантных кораблей.

Журнал ничего не писал о нашей эффективности. При всей нашей мобильности тон продолжал задавать ВК. Мы играли по их правилам.

Текст производил впечатление, и забыть это впечатление было непросто. Даже я поверил, что проблемы возникли только у Кавалерии, а в целом дела обстоят неплохо.

Примерно в то же время Плейми, крохотный форт в 60 милях к западу от нас, в долине Иадранг, попал в осаду; это началось 19 октября. Нападение на Плейми казалось незначительным событием, но вскоре оно приведет к тому, что Кавалерия и регулярная северовьетнамская армия сойдутся в крупнейшей битве за все время войны.

По вечерам Джон Холл проводил большую часть своего времени, напиваясь с Джимом Стортером. Но, в отличие от Джима, Джону не приходилось отсыпаться в шкафу или картонной коробке в складской палатке. Пили они по разным причинам. Стортер керосинил из-за того, что его жена занималась всякой ерундой в Штатах, пока ВК пытались его убить. Проблемы же Джона были целиком вьетнамскими. Он считал, что Кавалерия совершенно ненужным образом играет с его жизнью, только чтобы доказать пригодность воздушно-штурмовых концепций. После первых нескольких вылетов он решил, что если его не убьют ВК, то Кавалерия точно прикончит.

— Не должны мы высаживаться в горячих зонах, Мейсон, — Джон сидел, прислонившись к шесту палатки; дело было вечером. — В Одиннадцатой воздушно-штурмовой нас учили перебрасывать людей и припасы с одной прикрытой зоны на другую. А мы садимся в такую жару, что можно подумать, будто на танках летаем, или еще на чем.

— А как не попасть в горячую зону? — спросил я.