Цыплёнок

Случится это событие могло и раньше, если б не привередливость Себастиана: тут воняет, там персонал подозрительный, здесь людно чересчур. В конце концов, психанув, Мишель упёрлась в очередном кофе, отказавшись сдвинуться и на метр. Колдун, глядя в упёртые синие глазищи, вынужден был уступить, тем более не так уж тут было и плохо, не чета, по крайней мере, предыдущим.

Чёрный же рассеянно крутил белую кружку в руках, отчего какао внутри омывало едва ли не до краёв то левую, то правую стенку. Взад-вперёд ему, видно, не нравилось. Спустя пару минут Себастиан встрепенулся, выплывая из мыслей, и нацелил нечитаемый взгляд на тут же едва не подавившуюся девушку.

— Я не совсем понял про поле ромашек, цыплёнок, — обманчиво мягким тоном, вроде бы мирно и между делом, спросил он, однако в голове Мишель тут же всплыли его давешние слова: «уж явного хамства не потерплю». Стало как-то не по себе.

— М-м-м, — воришка, покраснев и стушевавшись, отложила ложку, — ну-у-у.

— Му-у-у. Что ты имела в виду? — колдун приторно-ласково улыбнувшись, склонил голову к плечу.

— Я? — девушка изобразила удивление и поспешно реализовала только пришедшую идею. — В туалет хочу!

— Иди, — с лёгкой ехидцей великодушно разрешил чёрный.

Воровка, неловко ухмыльнувшись, поспешно сорвалась с места.

* * *

Мишель, подержав руку под краном, провела ледяной влажной ладонью по горящему лбу. Кончики пальцев онемели, кожа покалывала. Мишель тяжело вздохнула, утомлённо помассировала виски.

«Ну, не говорить же ему правду! Или разозлится или, что вероятней, засмеёт. А всего-то и надо было, что держать язык за зубами, сколько уже неприятностей из-за этого словила. А мало, епт!» — девушка с досадой на себя закатила глаза, болезненно прикусила нижнюю губу, отметив безобразно алые пятна на щеках, — «… а ведь некоторые ещё и истерить красиво умеют…»

Воровка ещё немного постояла, облокотившись о раковину и только добившись относительного спокойствия и обречённо наморщив нос, отправилась на «эшафот» — в туалете вечность не просидишь.

— Быстро ты, — иронично выгнул бровь Себастиан, лениво отхлебнул из стакана.

— Угу, — девушка, плюхнувшись на стул, быстро, в две ложки запихнула, остатки пирожного в рот, чёрный лишь покачал головой на такое бескультурье, усмехнулся на столь наивную уловку.

— Вернёмся к ромашкам, — мягко напомнил, облокотившись о стол локтем.

— А, может, не надо? — дожевав, тихо спросила девушка.

— Надо, — ободряюще улыбнувшись, заверил колдун.

— Не хочу.

— Мише-е-ель.

— Ну, ты мне пчёлку напоминаешь, — застенчиво отведя глаза, призналась воровка, за игрой скрывая неподдельное смущение, всё-таки свои мысли она предпочитала держать при себе. Особенно такие.

— Кого?! — чёрный был по-настоящему удивлён, даже стакан оставил в покое, опустив его на столешницу.

— Пчёлку, — Мишель пожала плечами, нехотя перевела взгляд на Себастиана. — Чёрно-жёлтый. Мёдом пахнешь, глаза золотые. И жалишь, когда чего не нравится.

Колдун положил руки на стол и, мелко трясясь, уронил на них блондинистую голову. Девушка тоскливо оглянулась на выход, с некоторой надеждой уточнила:

— Плачешь?

— Р-ры-д-даю, — прозаикался Себастиан и, не выдержав, засмеялся вслух.

Воровке стало немного стыдно и досадно. А ещё странно — смех у колдуна был красивый, чистый, низкий. Она даже чуть заслушалась.

— Откровение на откровение. М? — предложила Мишель, пару минут погодя, дождавшись, пока чёрный успокоится.

— Что ты хочешь знать? — Себастиан, фыркнув, откинулся на спинку стула, уголки тонких губ так и ползли вверх. Настроение у него явно зашкаливало.

— Почему «цыплёнок»? — начала с малого девушка.

Колдун с некоторой ностальгией улыбнулся:

— Одна небезызвестная тебе троица в первую нашу встречу страшно напомнила мне курей. Два петуха и курица-наседка. Гордые, суетливые, побитые короли в своём курятнике. Изменились, конечно, гонора поменьше, но смысл тот же. А так, как пришла ты с ними, прозвище прилипло и к тебе, Мишель. Цыплёнок. Нечто маленькое, неуклюжее, такое хрупкое, но очень яркое, тёплое, пушистое. Никого не напоминает?

— Нет, — тихо буркнула девушка, роль домашней птицы её как-то не прельщала.

— Из пипетки уже кормить не надо, на лапки поднялась, но ещё слишком слабая. Трудно сказать, что хуже. Я или скажем кто-то из твоих взрослых коллег, — Себастиан пожал плечами, откинулся на спинку стула, смерив взглядом напрягшуюся Мишель. — И, не дай Бог, родственники — согласно законам одарённых, до совершеннолетия никаких прав ты не имеешь. А это, кстати, пятьдесят лет. Ты очень сильна, необразованна, наивна и, главное, ничего общего, кроме парочки хромосом, с ними не имеешь — значит, не жалко.