В мои семнадцать мне нравилось думать об этом. Я хотел найти наслаждение в своем страдании. Но сегодня мне трудно было сосредоточиться. Все, что я чувствовал, это пейджер в кармане, огромный, как пульт от гаражной двери. Лежащее в кармане приглашение в ад. Я хочу, чтобы он загудел. Я надеюсь, что он никогда не загудит.
Сестра Тиффани вернула мои мысли обратно в класс. У этой женщины поразительный ум — глубокий и цепкий. Неудивительно, что католическая церковь дала ей от ворот поворот.
Действительно ли я могу сделать свою жизнь такой, какой хочу? Почему-то я почувствовал себя попавшим в ножницы между своим членом и встречей, которой я лихорадочно боюсь.
А потом я посмотрел на Кристи. Мне это помогало — просто смотреть на нее. Она была такая маленькая, с носиком-пуговкой и большими голубыми глазами, сверкающими из-под волнистых каштановых волос. Когда я любовался ею, я мысленно обнадеживал себя: «Эй, может, я и свободен, в конце концов». Я проводил ее из класса. Она так улыбнулась мне один раз на уроке, что я был уверен — она хочет заняться со мной сексом. Похоже, я начал думать, что все только и мечтают заняться со мной сексом.
Она сидит на зеленой скамейке. В лучах голливудского солнца она выглядит, как на импрессионистском рисунке. Может, я смогу заставить ее влюбиться в меня. Может, я смогу пойти с ней. А она познакомит меня со своими родителями. Я помогу ей достичь женского оргазма.
Я остановил поток своих мыслей и выдохнул воздух. Я хотел Кристи так же, как когда-то хотел цыпленка из мусорного контейнера. Я жаждал ее.
А вообще, я стоял рядом с ней, строя из себя крутого и старясь не выдать, что у меня душа в пятках. В этом был весь я — профессиональный любовник, испуганный девочкой Кристи.
И вдруг она почувствовала, что кто-то стоит рядом, и открывала глаза.
Долгий взгляд, в котором я не смог прочитать — хочет ли меня Кристи или хочет, чтобы я свалил. И, кажется, она наслаждалась происходящим.
— Привет… — наконец-то улыбнулась Кристи.
— Привет, — улыбнулся я в ответ.
— Как дела? — спросила она.
— Я чувствую себя невероятно экзистенциальным, — сказал я, впервые разговаривая с девушкой, которая не была ни клиенткой, ни монахиней.
— Да, эти монашки бьют по заднице, — засмеялась она.
— Ладно, раз уж моей заднице суждено быть битой, то пусть это сделает монашка, — присаживаясь, проговорил я.
Это было так естественно. И я не думал о своей заднице. Или пейджере. Или матери.
— Я жду, что они однажды просто влетят в класс. Я сразу изменюсь, клянусь богом, — слегка флиртовала со мной Кристи.
— Не думаю, что они действительно могут летать без своих черных покрывал, — возразил я.
— Наверно, тут проблемы аэродинамики.
Кристи просто восхитительна. Такая нормальная. Ничем не одержимая, как я.
Теперь я вступаю на минное поле в своем мозге. Что мне делать? Спросить ее, не хочет ли она пойти на свидание? Сказать, что я сделаю ей студенческую скидку? Внезапно обычная встреча парня с девушкой становится зоной военных действий, и я заглядываю в дуло собственного пистолета. Я немею. Я чувствую холодный и тяжелый пейджер и слышу его гудение. Я хочу войти в жизнь Кристи и похоронить себя в ней. Я пытаюсь улыбнуться, но у меня не получается. А потом я вспоминаю, что мне нельзя улыбаться.
— Ты знаешь… Мне надо идти.
Я знаю, что мои слова звучат неестественно, и это далеко не то, что может заставить девочку влюбиться в мальчика. Мне хотелось купить Кристи горячий шоколад, подарить ей щенка и рассказать ей, кто я есть на самом деле. Я хотел сделать все, кроме того, что должен был сделать, а именно — убежать прочь от этой нормальной, умной, веселой и умеющей любить американской девушки. Я трогаю пейджер, поворачиваюсь и иду прочь от Кристи.
5. Индустриальный Нью-Джерси и Джорджия
— Майор может отправляться прямо в ад. Что он о себе возомнил? Нельзя просто так взять и отменить вечеринку, которая была запланирована шесть недель назад! Да и организована-то она была в первую очередь для того, чтобы он мог встретиться со всеми этими скучными идиотами. И мой муж, эта заноза-в-заднице-выродок, знаешь, что он мне сказал? Справляйся с этим сама! Уж я ему дам с чем справляться, козел несчастный!
Джорджия пыхтела дымом, как нервная печная труба Мистер Хартли велел мне прибыть сюда к четырем часам. И я должен был получить сто долларов. Плюс, естественно, чаевые, если я хорошо справлюсь.
В комнате негромко работал телевизор. Настолько тихо, что я почти не слышал довольных возгласов людей, выигрывающих кучи денег. На стене висел рисунок шхуны, который выглядел как работа голодающего художника. Конверт, белевший на комоде, словно звал меня по имени.