Цзян

— Три осколка фу уже у тебя, сын. Четвертый — у Эндрю Сойера.

— Сойер? Ну и дела!

* * *

На одном из холмов, окаймляющих бухту Шек-0, стоял небольшой буддийский храм. Уже вечерело, когда двое людей вошли под его своды, сразу же окунувшись в его прохладную, пропахшую благовонными курениями полутьму.

Чжилинь молился, а Джейк, стоя рядом, размышляя о более мирских, но не менее важных, вещах. Он все еще привыкал к мысли, что теперь у него есть отец, человек одной с ним крови. Его даже порой дрожь пробирала от этой мысли. Он полагал, что это от радости.

Потом они долго сидели под стрехой крыши храма, сделанной из раскрашенного бамбука и разговаривая.

— Йуань-хуаньне может функционировать, — сказал Чжилинь, — если кто-то не сидит в самом его сердце, координируя и направляя деятельность всех его звеньев.

Закатное солнце золотило гладь Южно-Китайского моря. Обложившие горизонт облака стали еще живописнее в его лучах.

— Этот из всех тай-пэней тай-пэньдолжен контролировать весь Гонконг, а со временем — и весь Китай. Потому что Гонконг — это внешняя торговля, а без нее современное государство существовать не может.

— У тебя есть я, отец. Чжилинь покачал головой.

— Слишком часто в твою жизнь вмешивались разные силы, причем без твоего согласия. Тебе это еще не надоело?

— У меня есть для этого все данные, — заметил Джейк, не сочтя, очевидно, это возражение достаточно веским.

Чжилинь немного подумал, взвешивая все за и против.

— Во всем мире нет человека с лучшими, чем у тебя, данными для того, чтобы стать центром йуань-хуаня.Я это планировал с самого начала. Ты — в Гонконге, а Ничирен — в Японии. Два полюса круга.

— Тогда решено.

— Нет. Ничего не решено. Ты не знаешь, на что себя обрекаешь. Идеология — страшная штука. Вот возьми, к примеру, Китай. Много лет мы пользовались марксистскими доктринами, чтобы добиться в стране хотя бы видимости закона и порядка и, главное, отмежеваться от гвай-ло,угрожающих сожрать нас с потрохами. Коммунизм был средством для достижения целей, которые нельзя не считать благородными. И вот теперь, когда мы достигли этих целей, пора бы начинать отмежевываться от этих доктрин. Но не тут-то было! Коммунизм еще сильнее обострил наше феодальное мышление. В Пекине есть огромное количество людей, вцепившихся в отжившие понятия мертвой хваткой... Но немало там также и сторонников рыночной экономики. Гонконг и Тайвань — это кузницы рыночной экономики, через которую граждане нашей великой страны могут достичь подлинной свободы — экономической. И не только пекинские маоисты стоят поперек дороги. Кремлевским стратегам это тоже как кость в горле. Им ни к чему наша подлинная независимость. Вот какое наследие получит тай-пэнь из тай-пэней.Захочешь ли ты принять его?

— Отец, когда я был в Вашингтоне в последний раз, я обнаружил в себе кое-что, существовавшее там и прежде, но не обращавшее на себя моего внимания. Я, оказывается, могу быть хозяином своей собственной жизни.

Чжилинь с сомнением посмотрел на него.

— И ты по-прежнему так считаешь? Даже после того, как узнал, что даже Фо Саан, и тот был членом йуань-хуаня?

—Да. Даже после этого. Фо Саан обучил меня приемам, но сила и ловкость у меня — от природы. И он не мог, да и не пытался учить меня тому, что меня не интересовало. Вот и сейчас моя жизнь такова, какой я ее сам делаю. Когда я говорю, что что-то решено, я говорю это вполне серьезно.

— Значит, ты выбираешь такую жизнь потому, что ты этого хочешь?

— Конечно.

Чжилинь смотрел на заходящее солнце. Он не переставал поражаться тому, насколько сильно отличается жизнь здесь от того, к чему он привык дома. Ему постоянно приходилось себе напоминать, что Гонконг — это тоже Китай. Странно, -думал он, — даже солнце здесь какое-то другое. Пройдет немало времени, прежде чем я привыкну к этому миру.Так думал он, хотя и понимая отлично, что не будет у него слишком много времени для акклиматизации. Но когда он уйдет, останется Джейк. Он сам поразился, насколько важной показалась ему эта, в сущности, тривиальная мысль. Наконец он кивнул.

— Быть по сему. Я уже разговаривал с Эндрю Сойером. Он многим мне обязан. Если бы не я, не быть бы ему тай-пэнем. И он верный человек. Поэтому я и дал ему последний осколок фу.Имей это в виду. Так вот, этот Сойер сообщил мне во время нашего последнего разговора важную информацию, которую я теперь передаю тебе. Сэр Джон Блустоун — резидент КГБ на Юго-Восточном направлении, а много лет работавший у Сойера Питер Ынг был его агентом. Я говорю о нем в прошедшем времени, потому что с ним уже разобрались. Но Блустоун — это птица более высокого полета. Когда будешь разговаривать с Сойером, намекни, что было бы неплохо оставить дела как есть. Блустоун напрямую связан с Даниэлой Воркутой, и, я полагаю, эту связь было бы грешно обрывать.

— Я с тобой полностью согласен.