Цзян

Однажды — это было в самый разгар жаркого лета — он вышел из беседки и направился к прудику, где сидел Чжилинь. Цикады заливались на все лады, выводя свою пронзительную песню. Обалдев от удушающей жары, птицы прилипли к веткам деревьев. Даже легкие перистые облачка повисли в небе без движения.

Цзян прошел на островок по сверкающим под ярким солнцем отлакированным малиновым досочкам мостика, который он спроектировал и построил своими руками. Все здесь было сделано его руками. Вот те многоугольные окошки тоже: вылеплены из глины, высушены, обожжены в печи, затем аккуратно покрашены. На каждое ушло до девяти месяцев труда. И каждое дорого ему, как собственное дитя. Наверное, потому, что собственных детей у него не было: жена много лет назад умерла при родах много лет назад, а второй раз он так и не женился.

— Все, кто приходит сюда, — сказал он, — думают, что этот юнь линь -просто огороженная частичка природы. За многие годы я заметил, что люди не любят, когда я пытаюсь объяснить им элементы техники парковой архитектуры. — Он улыбнулся открытости задранного вверх детского личика. — Все предпочитают верить в совершенство природы. — Он взял Чжилиня за руку. — Кроме тебя, конечно. — Его брови вопросительно поднялись. — Почему ты не веришь, а?

Чжилинь задумался. Он наблюдал за движениями карпов в прозрачной воде и завидовал их плавности и легкости: вот бы и людям так плыть по земле!

— Наверное, это потому, дяденька, — ответил он, используя уважительное обращение к старшему, — что я предпочитаю верить в совершенство человеческого ума.

Цзян подивился такому ответу, подумав, что мальчик рассуждает, как взрослый. Причем немногие взрослые среди его знакомых могли бы дать такой ответ.

— Боюсь, — сказал он после небольшой паузы, — что ты, братишка, скоро убедишься, что совершенство — дефицитный товар в этом мире.

Чжилинь протестующе поднял руку.

— Но ваш сад — это само совершенство, дяденька!

Цзян улыбнулся.

— Может быть, в твоих глазах. — Он ласково стиснул руку мальчика. — И мне это очень приятно слышать, поверь мне... Но не в моих. Я провел в нем больше времени, чем ты успел прожить на свете. Вероятно, поэтому у нас несколько разное представление о совершенстве.

— Разве вы не ощущаете счастье, бывая здесь?

Цзян опять улыбнулся.

— Счастье порой ощущаю, но удовлетворение — никогда. Между этими двумя состояниями большая разница. — Он отпустил руку мальчика, поднял камешек и уронил его в пруд. Карп колыхнул плавниками, приняв камешек за пищу, но, когда подплыл и обнаружил обман, снова погрузился в ленивую дремоту. — Со временем ты поймешь, что жизнь — это непрестанный поиск.

— Поиск совершенства?

— Для некоторых, пожалуй, да. Другие понимают, что совершенство — явление не от мира сего и поэтому недостижимо.

— Значит ли это, что следует прекратить попытки достичь его?

— Полагаю, что нет. — Тут он предостерегающе поднял палец. — Но есть люди — вроде меня — которые не хотят стремиться к совершенству.

— Почему?

— Потому что жизнь существует только в движении. Я порой думаю, что смерть — это единственное состояние, допускающее совершенство.

— А как же Будда?

— Я не Будда, — задумчиво ответил Цзян. — Да и ты тоже, братишка. — Он как-то сразу погрустнел, будто вспомнив о мраке ночи среди бела дня. — Ты будешь совершать ошибки, идя по жизни. Все совершают. Но ты все равно иди дальше, учась на своих ошибках. Помни, что дурак не тот, кто совершает ошибки, а тот, кто повторяет их.

Солнце жгло их с высоты. До самого вечера никто из них не проронил больше ни слова, погрузившись в размышления о целях, ради которых этот юньлши,был создан.

Но лето незаметно перешло в осень, и скоро школьные занятия стали поглощать практически все светлое время суток. А потом в семействе Чжилиня начались разговоры, что скоро они переедут на новое место жительства и, возможно, аж в самый Шанхай.

Когда мальчику удалось выкроить свободную минутку и он, пройдя по узкому переулочку, приблизился к заветной калитке, он обнаружил, что она заперта, очень странно, подумал он, и с бьющимся сердцем побежал вдоль забора, чтобы попытаться зайти с парадного подъезда.

Незнакомый человек открыл дверь на стук Чжилиня. На нем были одежды священника местного монастыря.

— Да?

— Извините, дяденька, — сказал Чжилинь, пытаясь проникнуть взглядом внутрь дома в обход его обширного брюха, — но я ищу хозяина этой виллы.

Священник улыбнулся.

— Ты его уже нашел.

Чжилинь удивленно взглянул на него.

— Как так? Я приходил сюда много раз. Я...

— Понятно. Тебе нужен ее прежний владелец.

— Прежний?

Священник кивнул.

— Он был отчаянным игроком, насколько я понимаю. И он проиграл эту виллу чуть ли не в фань тянь[23].А потом вилла была приобретена монастырем. — Он отступил от дверного проема с застенчивой улыбкой, странной на его полном лице. — Но ты здесь по-прежнему желанный гость. Для пытливого ума в этом саду больше пищи, чем в школе.

Чжилинь был просто потрясен.

— А Цзян? — грустно спросил он. — Что с ним стало? Священник пожал плечами.