Должно быть, Мартуся в кухне вся превратилась в слух, затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово из нашей беседы. Я даже встревожилась — не задохнулась бы. А на полицейского взглянула так осуждающе, как только могла.
— У вас такая привычка — уличать своих свидетелей в дурости, или только для меня делаете исключение? Ну, был, и для меня это секрета не составляло. Но неужели вам неизвестно, на какие глупости способна любящая женщина? Десять лет мы вместе прожили, не шутка. Правда, с тех пор я ещё больше невзлюбила деятелей.
— Пан Гурняк знал Яся Щепиньского?
— Да откуда же мне… — начала было я, и вдруг что-то блеснуло в памяти. — Ладно, расскажу все, что вспоминается, а вы уж сами делайте выводы. Вот, например, такая малость. Как-то я рассказала Божидару… пану Гурняку о смешном случае. Мы с подружками из класса о чем-то болтали, и в разговоре Анечка Ковальская вдруг выкрикнула в сердцах: «Да тогда я ещё не была любовницей Яся», из чего мы тут же сделали вывод, что теперь уже. Рассказала я, значит, об этом пану Гурняку и фамилию Яся назвала, это точно. А пан Гурняк меня тогда любил и немного проболтался, причём его лицо приобрело хорошо мне знакомое радостно-таинственное выражение, что свидетельствовало о важности услышанного. К тому времени Анита уже давно пребывала в Дании, с ней он никогда не встречался, а вот о Щепиньском, думаю, что-то знал.
Попивая кофе, пан инспектор долго молча рассматривал меня. Интересно, каким вопросом ещё ошарашит? А он не ошарашивал, просто как-то задумчиво произнёс:
— Вот мы с вами разговариваем так запросто, можно сказать, дружески. Вы отвечаете, казалось бы, откровенно… Неужели так-таки ничего от нас не скрываете? И совесть у вас чиста? Я не хочу сказать, что это какие-то совершенные преступления, но даже проступки… Вам и в самом деле нечего от нас скрывать?
— Только глупости, в которых стыдно признаваться, но в остальном вы правы. Я действительно не совершала ни преступлений, ни проступков, нет у меня, проше пана, времени на это. И способностей. И врать не умею, хотя иногда это жизненно необходимо. А почему вы спрашиваете?
— Потому что беседуете со мной, как с хорошим знакомым. И даже не пытаетесь приврать. Человек, проработавший в милиции долгие годы, такое сразу почувствует.
Я его утешила:
— Не волнуйтесь, пан инспектор, сейчас начну врать. Вы меня с ходу огорошили мужем Аниты, но я уже успела прийти в себя и вспомнила, о чем мы должны говорить. Но хороша же птица!
— Кто?
— Да Анита, кто же ещё. Даже словечком не заикнулась, а я уверена — поняла, что это её муж.
— Что её муж?
— Организовал преступление в «Мариотте», тем самым подкинув мне труп. Он крупная шишка в правительственно-финансовых сферах. Наверняка сменил фамилию, чтобы порвать с прошлым. Тот самый оставшийся в тени начальник Пентака… простите, Леха Пащика, враг Грохольского. Интересно, является ли он также шишкой на тел видении? К сожалению, этого я не знаю, а очень хотелось бы знать.
Младший инспектор оказался крепким орешком, даже не дрогнул, вообще никакого знака не подал. Только печально заметил:
— Такой информации я не имею права сообщить, уж не взыщите. Значит, пани уже поняла, как оно все происходило?
— И пан тоже понял… Липчак… Трупский… О, послушайте, а не поменяли ли они свои фамилии одновременно, Трупский и Щепиньский?
Полицейский по-прежнему молчал, но, можно сказать, как-то очень выразительно.
— Значит, поменяли, — констатировала я. — И неважно, по каким причинам. Липский приехал, надеясь наконец-то заловить таинственного босса. Номер в «Мариотте» был для него забронирован, тот, 2328, с дверью в номер Доминика. Я так думаю: он посидел в соседнем номере, двадцать седьмом, стал свидетелем того, как посланец экс-Щепиньского прикончил Красавчика Котю. Подглядел. И оставил в номере свою зажигалку, полиция потом долго мурыжила Доминика… Сидел, значит, тихонько, пока не унесли труп… Хотя нет, не уверена, что все это время он сидел в номере Доминика, может, спустился в бар подкрепиться глоточком спиртного. Красавчик Котя, по замыслу заказчика убийства, должен был исчезнуть бесследно, радикально, с концами. И вот не знаю, или Липчак проболтался, может, какое-то словечко вырвалось, намёк… или сразу же вознамерился дорого продать свежие новости… С кем-то встретился. Я почему-то думаю — Пащик сам пришёл к нему и собственноручно задушил. Чем меньше свидетелей, тем лучше. Я на месте Пащика сама бы задушила ненужного свидетеля.
Полицейский с большим интересом слушал меня. Надеюсь, Марта тоже. И я вдохновенно продолжала, не столько информируя гостя, сколько рассуждая вслух: