Туарег

С десятидневной бородой, грязный, истощенный, с темными кругами под глазами, губернатор Хасан бен-Куфра был тенью гордого, высокомерного и уверенного человека, который однажды вечером покинул этот кабинет, направляясь в мечеть. Он рухнул в одно из тяжелых кресел, устремив невидящий взгляд на пальмовую рощу сквозь тяжелые шторы. Можно было бы сказать, что ум его витает где-то очень далеко – вероятно, в пещере, где на его долю выпало самое тяжелое в жизни испытание. Он даже не поднял глаз при появлении Мадани, и тому пришлось встать перед ним, чтобы он наконец заметил его присутствие.

– Я не надеялся тебя вновь увидеть.

Тот медленно поднял глаза, покрасневшие от усталости и словно бы расширившиеся от ужаса. Он пытался вспомнить собеседника. Наконец хриплым шепотом еле слышно произнес:

– Я тоже… – Он показал запястья – сплошные кровоточащие раны: – Смотри!

– И все-таки это лучше, чем оказаться мертвым… А по твоей вине убиты четырнадцать человек – и страна в опасности.

– Никогда не думал, что ему это удастся. Я был уверен, что посылаю его в западню и в Герифиэсе с ним покончат. Там же находились наши самые лучшие кадры.

– Лучшие? – воскликнул министр. – Он перерезал их, как кур, одного за другим… И теперь Абдуль на свободе. Ты понимаешь, что это значит?

Тот кивнул:

– Мы его схватим.

– Как? Теперь его сопровождает не фанатичный и бестолковый юнец, а туарег, который знает эти края, как никогда не будет знать ни один из нас. – Он сел перед бен-Куфра на софу и автоматическим жестом пригладил волосы. – Только подумать, ведь это я предложил тебя на это место и настоял на твоей кандидатуре…

– Я сожалею.

– Ты сожалеешь? – Министр издал короткий смешок, горький и презрительный. – Если бы ты, по крайней мере, умер, можно было бы сказать, что тебя подвергли нечеловеческим пыткам… Но ты здесь, живой, и тычешь мне в нос своими ранами, которые затянутся за пару недель. Любой студент-бунтарь будет дольше сопротивляться моим людям, чем ты сопротивлялся туарегу. Раньше ты был крепче.

– Когда был молод и меня пытали французские десантники… Тогда я во что-то верил. Боролся за правое дело. Наверно, у меня не было уверенности в том, что будет справедливо держать Абдуля под замком всю жизнь.

– Это казалось тебе справедливым, когда тебе дали этот кабинет и назначили губернатором, – напомнил ему министр. – И когда мы решили, что с ним делать. Тогда он был не Абдулем, а врагом, дьяволом, человеком, приведшим страну к хаосу, потому что отстранял нас, своих близких товарищей, от управления. Нет, Хасан, – решительно сказал он, – не пытайся меня обмануть, я тебя давно знаю. Все дело в том, что власть, годы и комфорт сделали тебя мягким и пугливым… Можно было проявлять героизм и сопротивляться, когда было нечего терять, кроме надежды на лучшее будущее. Но когда живешь во дворце и имеешь счет в Швейцарии… Не отпирайся, – опередил министр губернатора. – Вспомни, что сбор информации входит в мои обязанности, и мне известно, сколько тебе платят за пособничество нефтяные компании.

– Наверняка меньше, чем тебе.

– Конечно… – согласился Али Мадани без тени возмущения. – Но ведь сейчас ты попал в передрягу, а не я… – Он подошел к окну, чтобы взглянуть на муэдзина, взывавшего к верующим с минарета мечети, и сказал, не оборачиваясь: – Молись о том, чтобы мне удалось утрясти то, что ты напортачил, а не то потеряешь нечто большее, нежели пост губернатора.

– Это значит, что ты меня смещаешь?

– Естественно! – ответил министр. – И заверяю тебя, что если не найду Абдуля, то позабочусь о том, чтобы тебя судили за предательство.

Губернатор Хасан бен-Куфра не ответил. Он был поглощен осмотром ран, оставленных ремнями на его запястьях, и размышлял о том, что несколько дней назад в этом же самом кабинете он выступал в роли Мадани, сурово распекая человека по вине туарега, из-за которого все забыли покой и сон.

Он вспомнил время, проведенное в пещере – часы и дни тоски и тревоги, – когда он все время спрашивал себя, действительно ли туарег пришлет за ним кого-то или оставит умирать там, как собаку, – от голода, ужаса и жажды.

А еще вспомнил, что туарег оказался умнее, чем он: без особых усилий выяснил его слабое место и то, как его можно склонить к сотрудничеству, не тронув даже пальцем.

Он понял, что ненавидит туарега за все это, но ненавидит еще больше главным образом потому, что тот сумел выполнить обещание и прислал человека, чтобы его спасти.

– Почему? – спросил Али Мадани, повернувшись, чтобы взглянуть на него, словно прочитав его мысль. – Почему человек, убивающий хладнокровно, как он это делает, оставил тебя на свободе?

– Он мне пообещал.