Туатара всех переживёт

Как язык повернулся, ровнять, что от века неровно,

словно скважину чёрную, словно бы беса с иконой.

Тех, кто гибнул и кто не сдавался. Ты видел их кости

от Москвы до Берлина? Их много костей на погосте!

Черепа, позвоночники каски и звезды героев!

Так гляди во все очи! В блокадные дни Ленинграда.

Слушай слухом убитых и воем в полях канонады.

Слушай пеплом сожжённых детей…А они жить хотели!

Свои ручки тянули, о, Господи, из колыбели.

– Мама, мама, родная. А мать их убитая в поле.

Я покуда жива. Вам напомню, всей болью напомню.

Имя Зоя, как небо. А вы про медали, про гранты.

Имя Зоя – сама, словно грант, словно купол высокий!

Вы забыли про это. Вам в мозг что ввести? Импланты?

Про какое вы там примиренье? Они – оккупанты,

что пришли нашу землю топтать, никаких аналогий:

про гулаг и концлагерь. Про «Гитлер и Сталин». Не надо.

Это разные вещи. Иные координаты.

Говорит либерал: «Ничего нам за это не будет.

Примирим мы всех мёртвых. Ведь им всё равно там, в могиле!»

Я схватила такого бы да за пиджак там, где груди –

рвись, рубаха, летите вы пуговки в пыль и

никогда, ни за что! Никаких вам таких словоблудий.

Где всеобщий психолог, чтоб мозг излечить бы, изгибы,

извращенье истории и русофобские игры?

Чтобы наше святое не трогали пальцы кривые,

не совали в кровавые раны, не лезли бы в семьи,

в наши кухни и спальни. Мы те, кто безмерно живые,

нас не сломят, ни в спину проклятия, что ножевые.

Ибо деды у нас воевали. И мы словно с ними!

Вот солдатик молоденький. Мальчик совсем он, мальчишка,

а вот девушка – милая, славная, столик и книжка.

А вот женщина и вот старик – было время.

Их убили фашисты. Фашистам не будет прощенья!

Никогда не помирятся. Мы вам не братья, не братья.

У фашистов одно есть названье: низвергнутый в ад он.

И не надо из ада его возрождать, о, не надо.

И не надо ни с кем примирять. И ни с тьмой, ни со светом,

вглубь планеты его иль совсем позамимо планеты.

…Как же редко я в церковь хожу. А сегодня пойду я.

И за деда свечу я поставлю. Ах, дед мой, Артемий!

Он убит в сорок третьем. С мальчишкой, старухой со всеми.

Как же я помолюсь за него, в пол воздета!

И сквозь слёзы, шепча так неистово:

– Дедушка! Деда…

(дед погиб в Калининской области, д. Демидово 24 декабря 1943 г)

Мой дед мне, словно помогает оттуда, словно подталкивает: скажи! И вы меня поймёте: есть такие случаи, когда пытаются оправдать фашистов…Верю, если сейчас не заступиться за наших дедов и отцов, прошедших ВОВ, то потом будет поздно. Поколение растёт иное. Особенно, родившиеся в 90-е годы. Они отличаются даже от тех, кто родился в 80-е. Знаю, ибо у меня дети – такие!

И ПОКА Я ДЫШУ, ПИШУ ТАК, КАК ВЕЛИТ СЕРДЦЕ, ТО НИКОГДА НЕ УСПОКОЮСЬ! БУДУ СРАЖАТЬСЯ! БОРОТЬСЯ! (Я ПОМНЮ!)

И отвечает мне жена фронтовика Зоя Матвеева:

Света, как сильно, чётко, твёрдо, своевременно и необходимо ваше сердечное высказывание. Это просто крик души, высокохудожественное обращение и к молодым и пожилым. Но многие не могут так сказать, многим безразлично. А кто-то даже радуется, тому, что плохо. Другие просто боятся последствий.

Спасибо Вам.

О, услышь меня, услышь каждый – ибо то, что коснулось меня, в любую минуту может коснуться вас. Вашего деда. Не дадим замарывать историю. Не позволим ровнять захватчиков, принёсших гибель на нашу землю с теми, кто освобождал её.

А ведь есть такие люди. И как им не быть?

Но мы вовремя спохватились. За руку их схватили: не трожь святое. Не ровняй.

Плохо то, что мы сами не правильно поняли свою историю. Сами погнались за «Хрущёвской оттепелью», за разоблачением «культа личности», как впоследствии погнались за призраками лихих девяностых, подумали, что вот она свобода. Хватит нам красного, хотим независимого. И отстали на два столетия по технологиям, по компьютерам, по автопрому. Итак, литераторы знают, что есть такой приём сравнений, но не напрямую, а окольно, опосредованно. Например, вот напишу я такую фразу: «Гитлер и Сталин – оба были незаурядными, читали книги, любили чистоту и порядок. Чёткость! А уж что до искусства – оба были гурманы, тонкие ценители сцены…» О, какой текст, скажете вы. Нет, отвечу я – это плохой текст, это подстрекательство и обман, это вред. Такого автора судить, взыскивать с него штраф, ибо опосредованно, аллюзивно, он заставил читателя верить в то, что оба лидера одно и тоже. Вот в чём скрытая чёрная пакость – показать в связи, сравнить несовместимое. Связать разнополярное. Юг с севером.

Фантазия автора может пойти дальше: может покуситься на высочайшее. На святейшее. Пляски на алтаре. Фотографии на фоне горящего храма. Жарка шашлыка на вечном огне.

И писатель должен остановить это безумие. Как Нижний Новгород спас Москву осенью 1612 года от польских интервентов.

Если мы думаем, что история не повторяется, то глубоко ошибаемся. Внутри уже идёт попытка интервенции…

И малиновый мой сон вырывается наружу, сгустком полыхает по улицам, обнимает восход, который тоже красен, смородинов.