Тубурская игра

«Кто у нас нынче «они», сэр Нумминорих?»

«Ну как «кто»?! Изамонцы. Я же вчера доложил, что мы уже в Цакайсысе. А тут все кувырком. Вернее, наоборот, наконец-то не кувырком. Порядок в городе наводят. Уже почти навели. И вот, взялись за порт. Я сперва вообще подумал, что так и не проснулся и теперь придется начинать все сначала. Но потом принюхался, и...»

«Принюхался — и что?» — неожиданно заинтересовался шеф.

«Они больше не пахнут больной козой! – торжествующе выпалил я. – Помните, я вам говорил, что изамонцы ужасно воняют? Так слушайте, получается, это был запах проклятия! И если его сняли, это все объясняет. А кроме вас вроде бы некому. Мы же как раз перед моим отъездом говорили о Гургулотте Гаргахай, и я спросил, почему никто до сих пор не снял с изамонцев ее проклятие, а вы сказали, что любите такие задачки, и...»

«И действительно ее решил, — подтвердил сэр Джуффин. – Простенькая оказалась комбинация, всего в два хода. Но проклятие снял не я, а ты. А я, скажем так, просто зарядил оружие, рассказав тебе о нем».

«Это как?!» — обалдел я.

«Предполагаю, что ты, узнав о проклятии, начал симпатизировать изамонцам, — объяснил шеф. – А как еще истолковать твое эксцентричное поведение по дороге в Тубур? Сам же мне рассказывал, что принялся дарить им подарки и чуть ли не усыновлять – просто за то, что хоть немного похожи на людей, несмотря на страшное проклятие. Которое, в частности, гласит, что доброго отношения к себе изамонцам вовек не дождаться. С древними проклятиями обычно так и случается: стоит кому-то один раз пойти поперек, и все, развеялось, как не бывало».

«Так просто?»

Я ушам своим не верил. То есть не ушам, конечно, а той части сознания, которая отвечает за восприятие Безмолвной речи. Но не верил все равно.

«Ну как тебе сказать. Просто-то оно просто. Да только невозможно. По крайней мере теоретически. На практике-то ты Гургулотту уел. По всему выходит, ты у нас более могущественный чародей, чем она, в противном случае не смог бы нарушить запрет, как бы ни старался. И это хорошая новость – для изамонцев и для твоего начальства в моем лице. Леди Гаргахай, если верить истории, была выдающейся ведьмой. Ну и ты, получается, тоже не совсем зря по земле ходишь».

«Ой, — сказал я. И повторил: — Ооооой» — уже более прочувствованно.

«Сделанного не воротишь. Но, если ты так недоволен результатом, можешь попробовать сам наложить на этих бедняг какое-нибудь новое проклятие, — великодушно посоветовал шеф. – Им не привыкать».

«Нет, что вы. Я очень доволен. Просто мне кажется, вы меня разыгрываете», — признался я.

«Ничего не поделаешь, такая уж у меня репутация. Все почему-то думают, что я вечно хитрю. А я уже давно говорю правду и только правду, прямо как призрак какой-то. Разве что не всю сразу, а порциями. Но это скорее для пользы дела, чем из желания выставить всех дураками».

«Ох», — отозвался я.

«Звучит лучше, чем «ой», — похвалил меня сэр Джуффин. – Но, честно говоря, ненамного. Поэтому будь любезен, свяжись со мной, когда окажешься в состоянии сказать что-нибудь более занятное. Например, название корабля, на котором леди Кегги Клегги Мачимба Нагнаттуах прибудет в столицу. Бедняжке предстоит официальная торжественная встреча – с музыкой, паланкинами и прочими приличествующими ее высокому положению кошмарами. Придется ей потерпеть».

Он распрощался и исчез из моего сознания, а я еще долго стоял посреди необозримой стройки и думал, что если шеф сказал правду и я действительно нечаянно снял проклятие с целой страны, тогда главным героем Изамона по справедливости должен стать Мацуца Умбецис, хозяин «Драгоценного покоя великолепного странника», вопреки всем дурацким проклятиям оставшийся порядочным и рассудительным человеком. Подвиг, превосходящий деяния героев древней истории, которым, к слову, и без всяких там проклятий нечасто удавалось совладать с собственным нравом. И ведь никто никогда о нем не узнает – только если я, состарившись, напишу мемуары, но на это надежды, прямо скажем, немного.

Наверное, со всеми по-настоящему важными событиями и людьми обстоит так же. Никто о них не знает, кроме нескольких случайных очевидцев, у которых к тому же немного шансов понять, чему именно стали свидетелями. И чего в таком случае стоят все наши учебники истории? То-то же.

«Зато, — внезапно подумал я, — как же интересно будет перечитать исторические хроники теперь, когда ясно, что о самом главном там не сказано ни слова!»