Тучи на рассвете (роман, повести)

В эту минуту на плацу едва ли кто сделал бы им замечание. Но все машинально подтягивались, поправляли друг на друге одежду, ремни. Во всей обстановке плаца, такой знакомой и привычной, было сегодня что-то новое, неизведанное.

Приглушенно, точно перед выходом в бой, гудел мотор бронетранспортера. Он стоял неподалеку, но сквозь туманную дымку виднелся лишь его угловатый силуэт. На фоне тяжелого серого неба одиноко поднимались два высоких кольца на длинных веревках. Немного дальше — черные громады затянутых в брезент танков.

Никто не ощущал страха. Было торжественно, радостно и немного жутко.

— К машине!

Быстро и бесшумно заняли места в бронетранспортере. Рядом с водителем Солодовниковым сел командир роты. Тишина.

— Все на местах? — оборачивается капитан.

— Так точно! — отвечает старшина Тюрин.

— Поехали!

Будто прожекторы, ударили фары. Сильнее загудел мотор, машина тронулась, медленно обогнула здание и осветила одинокую фигурку с автоматом у шлагбаума.

Часовой прикрылся рукой от света, и Солодовников тут же погасил фары.

Туман рассеялся. Начиналось хорошее осеннее утро. Бронетранспортер выехал на улицу Дзержинского. Она пересекает две крутые горы, на которых стоит город. Первые трамваи уже спускались с этой немыслимой крутизны, миновав седловину, карабкались вверх к центральной площади города — площади Ленина. Как удерживаются они на рельсах, почему не летят, не кувыркаются, трудно понять.

Тормозя двигателем, Солодовников спустился вниз, а потом долго взбирался на гору. Преодолев подъем, быстро миновали короткую прямую улицу Ленина, и перед солдатами открылся как на ладони Кировский район. Со всех улиц и переулков шли люди и, точно горные ручейки, стекались на широкую центральную магистраль, к которой приближался бронетранспортер.

Десять тысяч человек покидали район.

Из дома в дом, из квартиры в квартиру шли агитаторы, терпеливо объясняя необходимость оставить свои жилища, поторапливали, помогали престарелым. Жители и раньше знали о том, что им придется временно эвакуироваться. Трижды в день по радио передавали наименование улиц, переулков, площадей, попавших в опасную зону. И все-таки только теперь в полной мере ощутилась эвакуация.

С горестным чувством уходило население.

Вот красивый особняк. В большой комнате на столе посуда, остатки завтрака. Девушка перед зеркалом, торопясь, пудрится, красит губы.

— Верочка, — говорит пожилая женщина, — выпей хоть стакан чаю, что сегодня за наказание…

— Некогда, мам, трамваи не ходят, я на работу опоздаю.

Схватив чемоданчик, убегает.

Женщина идет в соседнюю комнату. Возле письменного стола с выдвинутыми ящиками высокий, энергичный человек в пенсне. Это, может быть, врач, инженер, преподаватель… Он укладывает в чемодан бумаги.

— Боже мой, второй чемодан! — всплескивает она руками. — Ты же сам сказал: «Все будет цело, ни одной тряпочки не брать».

— Да, да, да — ни-че-го. Ничего, кроме рукописи.

— А черновики зачем? — кивнула она на нижний ящик. — Ты их уже десять раз переписал.

— Надо! — в сердцах говорит он. — Это плоды всей моей жизни. Пойми ты наконец.

Раздается звонок, женщина выходит.

Он бросает в чемодан бумаги из ящиков, со стола, и вдруг взгляд его останавливается на фотографии жены. Воровато оборачиваясь, кладет карточку в чемодан, быстро накрывает пачкой бумаг.

Входит жена.

— Это агитаторы, просят поторопиться…

В соседней квартире идет спор. Молоденький агитатор, паренек с комсомольским значком, убеждает пожилую женщину, которая не собирается уходить.

— Вы говорите, вещей не брать? — спрашивает она.

— Конечно нет, все будет в полном порядке, — с готовностью отвечает юноша, не подозревая подвоха в вопросе.

— Так зачем уходить?

Паренек не сразу находит ответ, а она уже снова наступает:

— Нет, уж раз взялись вывезти снаряды, значит, вывезут.

Не добившись результата, паренек уходит. Через несколько минут появляется бригадир агитаторов, такая же пожилая женщина, как и хозяйка.

— Вы тоже агитатор? — удивляется та. Ей становится неловко. — Ну уж пошел, нажаловался… Видите, вот собралась, сейчас ухожу…

А паренек уже на пороге следующего дома. Дверь в комнату приоткрыта. Пожилой человек, взобравшись на стул, снимает портрет молоденького офицера в форме летчика первых лет войны с орденом Красного Знамени.

— В простыню обернем, и будет хорошо, — отвечает он на вопрос жены.

Она грустно всматривается в портрет, так похожий на мужа. Паренек кашлянул, постучал.

— Вам не нужна помощь?

— Нет, нет, сейчас уходим…

На углу, в крохотной мастерской, копошится старый часовщик. Он бережно собирает колесики, пружинки, инструмент, упаковывает в бумагу, укладывает пакетики в маленький чемодан.

Рядом суетится совсем седая старушка.

— Так все разбросать по всей мастерской надо уметь, — говорит она незлобиво.

— Очень просто, я думал, что мне уже не придется больше эвакуироваться.

Он вздыхает, смотрит куда-то в одну точку, как бы сквозь стену.

— Так о чем же ты думаешь? Надо ведь собираться.