Тучи на рассвете (роман, повести)

Сен Дин посмотрел по сторонам и швырнул лопату угля с соседней горки на свою, снова обернулся и быстро бросил еще три лопаты. Потом он выпрямился и облокотился на черенок. Где-то возле эстакады да в противоположном конце двора у ворот тускло горели фонари. Нигде ни души. Только бесконечные штабели угля и брикета сливались во мраке в одну черную бесформенную массу.

Сен Дин решительно подошел ко второй горке и начал перебрасывать с нее уголь на свою.

Он бросал, говоря себе, что на этой лопате надо бы закончить, ну ладно, вот на этой, или, хорошо, только еще одну последнюю, теперь совсем уж последнюю…

Словно какая-то сила мешала ему остановиться, и он, забыв усталость, в ярости швырял одну лопату за другой. И вдруг ему послышался шорох. Он быстро отскочил к своей горке и стал ее заравнивать. Потом боязливо обернулся по сторонам. Нигде никого. Видно, кусок угля покатился с соседнего штабеля.

Сен Дин прошел в барак никем не замеченный, хотя народ еще не спал. Он подходил то к одной, то к другой группе рабочих, собравшихся там, где горели коптилки, вставлял в разговор несколько слов и уходил.

Показавшись людям, Сен Дин лег на свою циновку. Нельзя же было так оставить, оправдывал он себя: каждый день у него самая большая горка, а сегодня меньше, чем у других. Завтра он насеет побольше и подарит соседям эти несколько лопат, что позаимствовал у них.

Проснулся Сен Дин с тревожным чувством и сразу вскочил. Было еще темно, но в щели уже проникали узкие серые полоски.

Скоро рассвет. Он вышел из барака. Густой туман тяжело оседал на шахтный двор. Сен Дин направился к своему ситу и вдруг в ужасе остановился. Возле его большой горы угольной пыли, возвышавшейся над всем рядом, виднелась маленькая, едва приметная кучка угля его соседей. Неужели это все, что он оставил им?

Сен Дин схватил было лопату, чтобы перебросить уголь обратно, но подумал, что теперь не успеть: скоро придут обмерять горки, а потом явятся грузчики с тачками. И вдруг его осенила новая мысль. Рядом находился штабель, состоящий из больших кусков антрацита. Не раздумывая больше, он обхватил обеими руками массивный кусок, с трудом поднял его, затем, согнувшись, подбежал к маленькой горке и опустил на нее свою ношу. Оборачиваясь по сторонам, бросился назад, схватил второй кусок, потом третий и, когда ему показалось, что горка достаточно велика, засыпал куски антрацита угольной пылью.

Убедившись, что его никто не видел, вернулся в барак и смешался с рабочими, которые уже поднимались со своих циновок.

Через час подлог обнаружился. Началась суматоха. Прибежали старший надсмотрщик, начальник двора и еще десяток японцев. Два пожилых корейца растерянно оправдывались, уверяя, что не прятали в свою горку крупного угля.

Сен Дин качал сито и со злостью кричал на своего напарника, чтобы тот быстрее поворачивался. Он слышал все, что происходило рядом, и тревожно поглядывал туда, то расправляя плечи, готовый бросить сито и признаться во всем, то содрогаясь и ежась от этой мысли. Когда надсмотрщик окликнул Сен Дина и спросил его, лучшего рабочего, не видел ли он, как вот эти двое прятали антрацит в угольную пыль, он честно сказал, что не видел.

Потом японцы разошлись и увели обоих корейцев, а Сен Дин продолжал работать упрямо, без передышки и не давал передохнуть напарнику. Вечером он не остался, как всегда, погрести уголь, а ушел вместе с другими. Но он видел, что люди сторонятся его и избегают смотреть ему в глаза. А может быть, ему только так казалось.

Братья

Ван Гун поручил Сен Челю выяснить обстановку на Садонской шахте.

— Точных сведений у нас нет, — сказал он, — но положение там тяжелое. Дороги из рабочего поселка на шахту перекрыты и охраняются полицией. У бастующих остался только один выход — в горы. Шахта возобновила работу — набрали штрейкбрехеров. Чтобы не вызвать подозрений, устраивайся туда на работу. Там еще берут людей.

Ван Гун говорил о том, как следует вести себя на шахте, но Сен Чель почти не слушал. Он и сам понимал, что нельзя горячиться и без нужды рисковать.

До знакомства с революционерами Сен Чель воспринимал жизнь такой, как она выглядела внешне. Он не задумывался над тем, почему земля принадлежит помещикам и Восточно-колониальной компании, так же, как не могла бы возникнуть у него мысль, почему один берег озера отлогий, а у другого высятся большие скалы. Когда мать еще носила его за спиной и он начинал плакать, она стращала его будкой японского полицейского. Да и отец не помнил своей деревни без этой будки. То, что повсюду хозяевами были японцы, казалось Сен Челю естественным. Так боги устроили жизнь.