Туда! И надеюсь, обратно...(СИ)

Я смотрела на разодетых в пух и перья (в прямом смысле) людей и пыталась определить какое из чувств, испытываемых мною к ним, сильнее. Пока лидирует, опережая шок и презрение, зависть. Но не ядовитая, поражающая каждую клеточку твоего мозга и толкающая на необдуманные поступки, а грустная такая, серая, с лёгким горьковатым привкусом, которая либо выжимает из вас слезы, либо, если выжимать нечего, говорит представить себя на их месте. Интересно, чтобы я сделала, если бы оказалась не в теле Китнисс, а в теле какой-нибудь жительницы Капитолия? Наверное, надела бы самую уютную шубу, достала коробку конфет, устроилась напротив телевизора и смотрела бы себе спокойно шоу. Но когда ты по другую сторону экрана… Под постоянным присмотром вездесущих камер, мечтающих заснять все самое интересное и узнать все сокровенные секреты…. Секреты…

Я усмехнулась.

Вот Пит… Нельзя же так пугать. Я чуть испариной не покрылась, судорожно придумывая оправдания, а он оказывается просто решил приколоться, и на самом деле ни фига он не знает! Но скоро может догадаться…

В последнее время я стала забывать некоторые вещи. Например, не помню, когда у моей сестры день рождения… Хотя, да… это не показатель. Вот когда я забуду её имя, можно будет паниковать, пока же поводов для паники и так достаточно.

Завтра индивидуальный показ, к которому я не готова, абсолютно. Я не знаю, что мне делать. Эх… может, поступить так же как на контрольной по физике? То бишь, вспомнить какую-нибудь зачуханную формулу и решать все по ней. Мда… Не прокатит. Все-таки придется что-то придумать…

Взглядом проводив Руту до двери, ведущей в тренировочный зал, мы с Питом переглянулись, но промолчали.

- Что будешь делать? – спустя какое-то время полюбопытствовал он, нервно хрустя пальцами. Я лишь пожимаю плечами.

- Посмотрим, как пойдет.

- Ты уж постарайся, – хмурится Пит, на что я хитро улыбаюсь.

- Переживаешь за меня?

- Я просто…

«Пит Мелларк», – объявляет голос, разочарованной в жизни женщины.

Он встает, мешкает, как будто сомневаясь в чем-то, в итоге лишь роняет «удачи» и скрывается в зале.

К тому моменту, когда подошла моя очередь, я успела окончательно себя накрутить, проведя истинно женскую логическую цепочку от «удачи» до «мы все умрем», и, с трудом поднявшись на ноги, поплелась в тренировочный зал, где меня в принципе и не очень ждали. Это как-то мгновенно успокаивает.

Я усмехаюсь и не придумываю ничего лучше, кроме как помахать рукой, с которой строем начинали сбегать мурашки. А когда меня удостоили такой же долей внимания, которую обычно получает пыль, лежащая на самой верхней полке, даже отправила в их сторону не совсем цензурный жест.

Ноль реакции. Еще пару минут такого игнора, и я подумаю, что стала невидимкой. Угу, уже представляю, как подойду поближе и помашу ручкой прямо перед лицом Сенеки Крейна, а он продолжит мило улыбаться этому странному дядечке с общипанной бородкой. Я зажала рот рукой и задержала дыхание. Меня хватило секунд на двадцать, после чего я не выдержала, фыркнула и рассмеялась.

Распорядитель игр мигом повернулся в мою сторону, не знаю почему, но это рассмешило меня ещё больше. От распирающего меня смеха я согнулась пополам. Видимо сказалась напряженная обстановка последних дней и чересчур маленькая доля юмора. Слишком мало смеялась в последнее время.

Когда я успокаиваюсь, а это происходит не сразу, на меня смотрят все без исключения.

- Здрасте, – роняет мой на удивление ясный голос.

- Здравствуйте, – отвечает Сенека. – Мисс… Эвердин, если не ошибаюсь?

- Китнисс Эвердин, – киваю и зачем-то добавляю. – Дистрикт-12.

- И что же вы нам покажете, Китнисс Эвердин из Дистрикта-12?

И откуда у меня в голове такие не приличные мысли? Так, надо быстро прогонять их и думать, что же я могу им продемонстрировать.

Я посмотрела на лица распорядителей игр, в надежде найти подсказку, и нашла её. Просто смотрю на эти лица, осознаю где же я нахожусь, вспоминаю, что эти игры длятся уже семьдесят четыре года… и у меня в голове всплывают до боли знакомые строчки.

- Стих.

- Что?

(Стих и сел на место!)

Проигнорировав его вопрос, я закрываю глаза, выдыхаю весь лишний воздух и начинаю читать, сначала тихо, еле слышно, а затем все громче и громче.

- Ты непременно сдохнешь, клянусь богами.

Так говорю, отбросив последний стыд.

Все платежи на свете красны долгами.

Я тебе должен, но мне не придется мстить.

Мне наплевать, что время тебя состарит,

Прежде чем сможет выпихнуть в мир иной:

Ты непременно сдохнешь. И это станет

Платой за то, что сделали вы со мной.

Ты непременно сдохнешь, пускай нескоро,

Дергаясь от удушья, пустив мочу,

Сдохнешь и ты, посмевший — но нет, ни слова.

Сдохнешь и ты, добивший — но нет, молчу.

Общая казнь, которою не отменишь,

Общая месть за весь этот сад земной.

Впрочем, и сам я сдохну. Но это мелочь

После того, что сделали вы со мной.

(Дмитрий Быков, 1995)

Выкрикнув последнюю строчку, я горько усмехаюсь, вглядываясь в ошарашенные лица, качаю головой и ухожу, сопровождаемая оглушающей тишиной.