Тугая струна

Филип Хосли оказался в этом списке первым просто потому, что жил поблизости. Пройдя за хозяином в противоестественно чистую гостиную, где пахло мебельной политурой и освежителем воздуха и все выглядело так, словно это была музейная реконструкция жилища представителя беднейшего слоя среднего класса начала шестидесятых, Тони отметил все признаки страдающего навязчивым неврозом. Хосли, которому могло быть сколько угодно лет, начиная с тридцати и кончая пятьюдесятью, то и дело пробегал пальцами по пуговицам бежевой кофты, проверяя, все ли они на месте. По крайней мере раз в минуту он бросал взгляд на свои ногти, чтобы удостовериться, что со времени последнего осмотра под них не забилась грязь. Его седоватые волосы были острижены коротко, на военный манер, а ботинки начищены до зеркального блеска. Он пригласил Тони сесть, указав рукой на кресло, которое заранее ему предназначил, и, не предлагая ничего выпить, сам уселся точно напротив, сдвинув ноги и тесно прижав друг к другу колени и щиколотки.

— О, да у вас тут целое собрание, — сказал Тони, оглядываясь по сторонам. Целая стена была отведена под полки с видеокассетами, на каждой из которых виднелся ярлычок с датой и названием программы.

Даже с того места, где он сидел, Тони смог разглядеть, что подавляющее большинство кассет — записи «Визитов Вэнса». Пластиковый стеллаж содержал набор фотоальбомов и альбомов с вырезками. Над стеллажом на полке примостилось с полдюжины книжек. На самом видном месте, над вделанным в стену газовым камином, висел большой цветной фотопортрет, заключенный в раму. На нем были запечатлены Хосли и Джеко Вэнс, обменивающиеся рукопожатием.

— Скромная дань, зато все собрано моими руками, — произнес Хосли слащавым голосом, манерно растягивая слова. Тони мог себе представить, как, должно быть, дразнили его в школе. — Мы ведь, знаете ли, одного возраста. С точностью до дня. Я чувствую, что наши судьбы переплетены самым невероятным образом. Мы — как две стороны одной монеты. Джеко — публичное, я — частное.

— Чтобы собрать весь этом материал, потребовались годы, — сказал Тони.

— Я посвятил себя этому архиву, — гордо сказал Хосли. — Мне нравится думать, что я знаю больше подробностей из жизни Джеко, чем он сам. Когда вы заняты тем, что живете, у вас не хватает времени посидеть и поразмыслить над своей жизнью, зато оно есть у меня. Его мужество, его отзывчивость, его простота, его сострадание. Он — идеал человека наших дней. И в том, что ему понадобилось потерять часть себя, чтобы обрести эту свою исключительность, — один из маленьких парадоксов жизни.

— Не могу даже сказать, насколько я с вами согласен, — произнес Тони, автоматически прибегая к приемам, целым набором которых обогатили его годы работы с психически больными людьми. — Вдохновляющий пример этот Джеко!

Он откинулся на спинку кресла и предоставил Хосли восхвалять предмет своей страсти, изображая восхищение, в то время как сам чувствовал отвращение к этому убийце, который так хорошо умел притворяться, что ни в чем не повинный и больной человек ловился на любую из его приманок. В конце концов, когда Хосли расслабился настолько, что сдвинулся с самого края кресла, сев более-менее удобно. Тони произнес:

— Я бы с удовольствием посмотрел ваши альбомы фотографий.

Основные даты запечатлелись в его памяти.

— Для нашего исследования существенны лишь некоторые моменты биографии и карьеры отобранных нами персонажей, — сказал Тони, когда Хосли открыл стеллаж и принялся вынимать альбомы.

Каждый раз, как Тони называл месяц и год, Хосли брал определенный том и, открыв нужную страницу, клал его на журнальный столик перед Тони. Джеко Вэнс, несомненно, был очень занятым человеком, имея от пяти до двадцати выступлений в месяц, большинство из которых организовывались ради сбора денег на благотворительные нужды, в основном для больницы в Ньюкасле, где он помогал на общественных началах.

Память Хосли на мельчайшие детали, когда дело касалось его идола, была поистине феноменальна, что для Тони имело как свои плюсы, так и минусы. С одной стороны, это давало ему массу времени внимательно изучить лежавшие перед ним снимки. Недостатком же было то, что этот монотонный голос грозил погрузить Тони в гипнотический транс. Впрочем, скоро Тони почувствовал, как по телу побежали мурашки возбуждения, вновь вернувшего его к настоящему времени. Всего за два дня до того как исчезла первая из девочек-подростков, включенных Шэз Боумен в ее группу, Джеко Вэнс участвовал в открытии хосписа в Суиндоне. На второй из четырех фотографий, сделанных тогда Хосли, Тони увидел лицо, которое врезалось в его память, — прямо рядом с лучащимся улыбкой Вэнсом. Дебра Кресси. Четырнадцать ко времени исчезновения. За два дня до того смотрит обожающим взглядом, как Джеко Вэнс дает ей автограф, — похоже, девочка на вершине блаженства.