Тугова гора

И опять жег стыд, когда вспоминал, как вырвался из слободы, бросился с конем в Которосль, а потом, мокрый и грязный, пробивался по черной жиже через кустарник к дороге, — откуда было знать, что напротив слободы на другой стороне реки было хлюпающее болото. Вырвавшиеся вслед за ним воины постепенно стягивались к нему, но опасливо держались поодаль: мурза был в ярости, попади под его горячую руку — можешь лишиться головы.

Поравнявшись с мужицкой лошаденкой, Бурытай огрел ее плетью; заморенная животина рванулась из последних сил и упала; жалобное ржание разнеслось по лесу, заставило мурзу оглянуться. Воины, опустив глаза, осторожно объезжали упавшую лошадь. Совсем озверел мурза: нельзя измываться над конем, будь он хоть самым распоследним. По их угрюмым молчаливым лицам Бурытай угадал, как они сейчас о нем подумали. Помнят заповеди Повелителя Вселенной — Чингисхана. У него вдруг закралось сомнение: ушедший первым с поля боя да будет наказан — так гласит закон. Не он ли первый бросил слободу? Пожалуй, надо быть к ним мягче, не то разнесут повсюду, что он, мурза, кинул своих воинов в беде. Попридержал коня, старался смотреть приветливо. Дальше уже скакали вместе.

Но окончательно отвернулся аллах от мурзы!

Во Владимир въехали уставшие, на едва плетущихся конях. Никак не думал Бурытай, что здесь, на подворье главного баскака русской земли хана Китаты, его ждет новый удар.

Во Владимире хан жил в деревянной просторной избе, но внутри стены, пол, потолок были сплошь покрыты коврами.

Бурытай увидел Китату, восседавшего на подушках. Рядом с ним на таких же подушках, но ниже хана, сидели два человека в халатах, в шапках. Все пили кумыс, который подливал им в чашки полуобнаженый темнокожий слуга.

Высокое положение царева посла требовало, чтобы вошедший распростерся перед ним, что Бурытай и сделал.

Падая на ковер, он успел с радостью отметить, что один из гостей Китаты был его дальним родичем и приближенным хана Сартака. Правда, встретившись взглядом с мурзой Тутаром, так звали родича, он не заметил ответной радости — глаза Тутара были холодны и непроницаемы. Но это не обескуражило Бурытая: не подобает степенному, уважаемому себя человеку, подобно слезливой женщине, выказывать свои чувства.

— Да пребудешь ты в долгой радости! — приветствовал мурза главного баскака.

Он ждал, что Китата поднимет его, — ничего такого не произошло, Мурза поднял голову — его обжег колючий взгляд главного баскака, который даже не пошевельнулся. Почти не раскрывая рта, Китата процедил:

— С чем прибыл?

Обида захлестнула мурзу, и, наверно, она была заметна на его пыльном лице. «Кичливый ишак, забыл законы гостеприимства!» Бурытай скосил глаза на родича — тот был по-прежнему безучастен. «Может, уже известно, с каким позором я прибыл сюда?» Эта мысль обожгла мурзу: сам он мог объяснить, сгладить случившееся: воины князя Константина коварно напали на слободу; мало людей — не было возможности выстоять. Совсем иное могут наплести недруги. Но он скакал без передышки. Кто мог опередить его?

— Садись. — Китата посчитал, что достаточно помучил мурзу, сбил спесь. Он кивнул слуге, и тот быстро, взял новую чашку, нацедил кумысу, подал. — Садись отдыхай, — уже приветливее добавил он. — Рассказывай. Видно, путь твой был долгим и спешным. Что привело тебя сюда в этот печальный для нас час?

Мурза вопросительно перевел взгляд с одного на другого— ответа не получил. Но баскак сказал: «Печальный час…»

— Рассказывай, — опять сказал Китата.

И тогда мурза, с достоинством, стараясь ничем не выдать давящий душу стыд, стал рассказывать о заранее подготовленном ярославским князем Константином восстании, красочно передал, как коварством заманил его князь в гости и мурза не был убит только благодаря смелости своих нукеров и собственному самообладанию.

Тут Бурытай заметил, что Китата быстро переглянулся со своими гостями, но, словно спохватившись, тотчас потянулся к чашке с кумысом. Бурытай принял мелькнувший взгляд за сочувствие к себе. И, уже не сдерживаясь, закричал:

— Приехал! Скажи свое слово великому князю владимирскому Александеру: пусть сам накажет дерзких! У него есть воины, есть оружие, есть воины и у Кости-князя. Пусть поцапаются. А?

Китата не торопился с ответом, маленькими глотками тянул кумыс. Потом сказал:

— Это ты хорошо задумал. Пусть неверные омочат землю своей кровью, пусть бьют друг друга.

— Только так! — воскликнул Бурытай. — А мне дай воинов. Пойду по следам Александера. Пеплом покрою их землю. Ударами стрел и мечей устрашу врагов. Вся добыча, все пленные — твои.

Мурза повеселел, гордо поднял голову; жмурясь от удовольствия, представлял, как будет пылать богатый город, стояли в ушах стоны умирающих, крики о пощаде. «Дворец Кости-князя сброшу в реку, — опять вспомнил он уже решенное. — Вместе со всеми, кто в нем будет! Жаль, у Кости-князя нет княгини, можно было забрать к себе в юрту. — И вдруг высветилось: конский загон в слободе, русокосая девушка в истерзанном платье. — Возьму ту девку. Ай, хороша уруска!» С трудом избавляясь от блаженного состояния, в котором был, сказал: