Тук, тук, тук

— Конечно знаю. Эта женщина давно у нас на учете, лет пятнадцать — не меньше. — Врач выдержал небольшую паузу. Я так же не посмел прервать молчание первым. — Письмо — это единственный предлог, под которым её можно заставить покинуть дом. Её племянница придумала такой способ. До этого приходилось к ней на место выезжать, а не каждый психотерапевт готов выехать на дом. — Врач опять выдержал паузу и потер руками виски. — И ведь письмо приходится писать каждый раз. Иначе… Нельзя сказать, что она буйная или опасная для окружающих, но с людьми с душевными расстройствами всегда надо быть на чеку. — Он прервался и вопросительно посмотрел на меня.

— А как получилось, что она повредилась рассудком? — Спросил я. Мой интерес был не просто подогрет, он был близок к точке кипения.

— Это достаточно долгая история. — И снова пауза. — Она была матерью одиночкой. Муж оставил её с четырьмя детьми. — Начал наконец-то врач. — Отправился с дип миссией в ФРГ или ГДР, если честно не помню, какая именно западная…

— ФРГ! — не удержался я от комментария.

— Спасибо. — Коротко поблагодарил врач и продолжил свой рассказ, — в общем не вернулся он оттуда, то ли женился, то ли просто понравилось больше, чем в Союзе. В итоге осталась эта женщина одна с четырьмя детьми. На первых порах помогала мать, но та очень быстро умерла, младшему лет шесть-семь было. Сестра еще немного помогала, но у той у самой трое детей и муж шахтер — постоянно в другом городе. — Врач выдержал еще одну паузу, чтобы протереть глаза под прямоугольными очками. — Но при этом продолжала тянуть, работала в две смены на основной работе, да еще полы по вечерам где-то мыла. Старшие, как подросли, начали помогать матери, но тут случился 1979 г. и началась война в Афганистане. Старшие погодки были, поэтому каждый год по одному и уходили. И так же по одному возвратились, но в гробах.

Он налил воды из большого прозрачного графина в граненый стакан. Быстро выпив, он продолжил свой рассказ:

— Младшему лет четырнадцать было, когда похоронили последнего из его братьев. Мать молодец, держалась, не позволяла горю опустить руки. Отправила сына в институт на военную кафедру. Еще в институте он женился и завел ребенка. Но от судьбы, как говорится, не уйдешь. Его призвали и он, как и его братья, попал в Афганистан. — Еще один стакан проделал путь из графина в стакан. Врач поднял его и вернул на место. — Как мать за него не просила в военкомате, все пороги в министерстве обороны оббила, да все без толку. Парень отправился на войну и вернулся, как и братья. Но и этого судьбе оказалось мало. Внук — сын ее младшего сына, умирает от рака крови, через три месяца после похорон отца.

Повисла пауза. Врач быстро выпил стакан и поставил его на место.

— Не прошло и года с последней потери, как она тронулась умом. Теперь она и живет в мыслях, что все ее дети на войне, а ей необходимо их дождаться. Как я говорил раньше, ни под каким условием не получалось выманить её из дома. Ладно племянница придумала эту идею с письмом, как будто сыновья пишут, а то уже выдвигали предложение поместить её в лечебницу, а это, я вам скажу, лишь усугубило бы её состояние. Вот такая история, молодой человек. — Закончив свой рассказ, врач быстро заполнил мой талон, размашисто подписал справку и звонко поставил печать. — Удачи на экзамене! — Произнес он, возвращая мне документы.

Я коротко попрощался и вышел из кабинета. Голова была на удивление легка, но мысли об этой женщине, настойчиво роились у меня в голове.

Покинув здание психдиспансера, я увидел одинокую Настю и подошел к ней.

— Ну как?

— Теперь лишь экзамен в доблестной милиции отделяет меня, от создания угрозы для нервной системы опытных водителей. — Я с гордостью помахал справкой над головой. И, почесав шею, добавил. — Не мешало бы отметить данное свершение.

— Вечером отметим. — Донесся Борин голос из-за моей спины. — А сейчас я хочу большую тарелку супа и баеньки. Жена! Карету!

Настя отвесила театральный реверанс и открыла автомобиль…

***

…На обратном пути, я настойчиво гнал мысли от истории доктора и влезал в любой диалог между Настей и Борей. Или, что чаще, сам затевал какой-нибудь разговор. Но образ женщина и ее история ярко отпечатались у меня в памяти. Поэтому, когда я распрощался с друзьями перед своим подъездом — четыре цинковых гроба и осунувшаяся пожилая женщина, как наяву, предстали перед моими глазами.

Я быстро поднялся домой. Разогрел и проглотил три котлеты, в прикуску с городской булкой. Выпил залпом банку пива, припасенную на подобный случай, и включил компьютер.

Эскиз был готов меньше чем за сорок минут. По поводу цветовой гаммы предстояло еще подумать, но для того требовалась трезвая голова. Но уже явно был виден конечный рисунок, и он явно удручал.

Сохранив рисунок и выключив компьютер, я вышел на балкон. Июльский солнечный день изменился до неузнаваемости. Все небо было затянуто тяжелыми грозовыми облаками. В дали сверкнула молния и через некоторое время ударил гром.