Тухачевский

Написал эту песню, кстати сказать, тут же, в Баварии, поэт Ганс Бауман, заедаемый нищетой и тяжело переживавший унижение Германии после поражения в Первой мировой войне. Наверное, сходные переживания испытывал и Тухачевский в инголыитадтской неволе, особенно в свете известий о неудачах и разложении русской армии. О большевиках он знал еще до войны от своего друга Кулябко. Теперь их программа мировой революции и построения нового справедливого общества начинала казаться единственным средством возрождения величия России — ведь именно она должна была нести светоч великого учения всему миру! Может быть, прав Сабанеев: Тухачевского очаровал сверхчеловек Ницше, и у Достоевского, одного из его любимых писателей, Михаила привлекала не критика наполеоновского комплекса, а мысль о русском мессианстве.

Песня Баумана с поэтической точки зрения, пожалуй, будет посильнее знаменитого «Хорст Весселя» — неофициального гимна национал-социалистической партии:

Выше знамена! Смыкайте ряды!
Спокойной, твердой поступью
Шагают штурмовики.
Души товарищей, убитых
«Рот Фронтом» и реакцией,
Незримо маршируют в наших рядах.
Дорогу коричневым батальонам!
Дорогу штурмовым отрядам!
С надеждой смотрят миллионы
На свастику, несущую им хлеб и свободу…

Песню Баумана Тухачевский вряд ли когда либо слышал или читал, а вот с «Хорстом Весселем» в 30-е годы мог быть знаком. И его наверняка волновали слова о том, что знамена со свастикой должны развеваться по всему миру. Именно в Германии Гитлера Михаил Николаевич видел главного врага и к борьбе с ней готовил Красную армию. Но, по злой иронии судьбы, был расстрелян по ложному обвинению в пособничестве нацистам.

Если заменить в песне Баумана Германию Россией, то ты, мой читатель, вполне мог бы предположить, что ее распевали не члены гитлерюгенда, а комсомольцы двадцатых. Тухачевскому в Ингольштадте было 23 года, Бауману, когда он написал «Одряхлевшие кости», — 19. В обоих жила вера, что молодежи суждено разрушить старый мир одряхлевшей европейской цивилизации и построить на его руинах новый, светлый мир. Тухачевского влекло завораживающее:

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим.
Кто был ничем, тот станет всем!

Чтобы разрушить, требовалась мощная армия, во главе которой должны были встать вместо царских новые генералы. И один из них вполне мог в будущем повторить успех Наполеона. Думается, уже в Инголыитадте Тухачевский внутренне сделал выбор в пользу большевиков. Он предчувствовал, что правительство Керенского долго не продержится, и стремился как можно скорее, любой ценой попасть в Россию, чтобы принять участие в надвигающихся великих, поистине исторических событиях.

После Февральской революции в России начались погромы помещичьих имений и самовольный захват крестьянами дворянских земель. Некоторые офицеры в Инголыитадте, имевшие поместья, возмущались поведением «взбунтовавшейся черни». Тухачевский же горячо доказывал, что земля должна принадлежать тем, кто на ней работает. Сказывалось воспитание в демократическом духе. Да и с крестьянами, как мы помним, Тухачевские жили душа в душу, а имение во Вражском было уже столько раз заложено, что никакая экспроприация не могла нанести его владельцам большого ущерба.

В конце концов для побега представился удобный случай. На основе международного соглашения пленным разрешили прогулки в городе, при условии, что они дадут письменное обязательство не пытаться бежать во время прогулок. Находившийся вместе с Тухачевским в Ингольштадтском лагере А. В. Благодатов (впоследствии генерал-лейтенант Советской армии) следующим образом описывает обстоятельства последнего, удачного побега: «Тухачевский и его товарищ капитан Генерального штаба Чернявский сумели как-то устроить, что на их документах расписались другие. И в один из дней они оба бежали. Шестеро суток скитались беглецы по лесам и полям, скрываясь от погони. А на седьмые наткнулись на жандармов. Однако выносливый и физически крепкий Тухачевский удрал от преследователей… Через некоторое время ему удалось перейти швейцарскую границу и таким образом вернуться на Родину. А капитан Чернявский был водворен обратно в лагерь. Мы долго ничего не знали о судьбе Михаила Николаевича и очень волновались за него. Примерно через месяц после побега в одной из швейцарских газет прочитали, что на берегу Женевского озера обнаружен труп русского, умершего, по-видимому, от истощения. Почему-то все решили, что это Тухачевский. В лагере состоялась панихида. За отсутствием русского попа ее отслужил французский кюре».