Тухачевский против зомби

Теперь, товарищи партизаны, видно и вам, что ненавистные нам коммунисты доживают последние дни. Поэтому в дни последней борьбы, дабы оказать помощь нашим южным, северным и другим товарищам, мы должны с большей энергией следить за действиями коммунистов, принимать все меры предосторожности и хладнокровно ждать времени, когда будет можно наглым коммунистам нанести решительный удар. Будьте всегда готовы к этому удару, ибо он будет для них роковым. Этот удар заставит их призадуматься над крестьянским движением и признать свое бессилие в подавлении восстания. Призываем вас, товарищи партизаны, быть крепкими и стойкими борцами за справедливое дело, дело освобождения трудящихся от коммунистического ига. Сплотитесь воедино. Живите, как жили до сих пор братски – одной семьей, ибо недалеко то время, тот час, когда будет изжито комиссародержавие и тогда наступит для трудящихся жизнь, полная радости.

Долой гнет комиссародержавия! Да здравствует наша сплоченность, ведущая трудовой народ к лучшей и счастливой жизни! Да здравствует скорая победа над коммунистами!

Главный Оперативный штаб партизанских армий Тамбовского края».[7]

– Как Вам такое?

Тут к беседе присоединился начальник Особого отдела ВЧК, будущий глава этой организации и первый нарком внутренних дел Генрих Ягода. Замечательного в нем было, пожалуй, только то, что еще до революции он женился на племяннице покойного Свердлова, Иде Авербах, чем породнился с высшей партийной верхушкой, а также близко сошелся с Максимом Горьким, который в свое время усыновил родного брата Свердлова. В остальном это был такой же палач и кровопускатель, как и остальные.

– Генрих Григорьевич, рассудите нас, – сказал Овсеенко. – Вот молодой человек утверждает, что в борьбе с мятежниками мы должны проявлять больше миролюбия.

– Чего ради? – скептически взглянул на Никиту Ягода.

– Ну хотя бы ради того, чтобы не настроить крестьян против себя еще хуже.

– Куда уж хуже? Воззвание оперштаба читали?

– Читал, но…

– И после этого Вы еще – противник концлагерей? Неужели Вы не понимаете, что этого требует от нас время?!

– Вы, наверное, думаете, что и Гражданская война требовала той неоправданной жестокости и тех рек крови, в которых обе стороны утопили народ?

Антонов и Ягода побелели от такого выпада. Никита явно позволял себе больше, чем положено.

– И все же, цель оправдывает средства.

– Ерунда какая. Вы не военный, товарищ Ягода, и не понимаете, что своими агрессивными действиями значительно усложните задачу товарищ Тухачевскому.

– Зато товарищ Тухачевский кадровый офицер до мозга костей, и наверняка все рассчитал… Послушайте, что Вы здесь развели, в конце концов? Вы не согласны с мнением Владимира Ильича по этому вопросу? Это ведь не мы – ни я, ни Владимир Александрович – придумали создать концлагеря!..

– Да я понимаю, но в полной ли мере отвечает все это духу закона…

– О чем заговорил! – расхохотался Овсеенко. – Много они о законе думают!

– И тем не менее не нарушают ни правил ведения боевых действий, ни основ обращения с пленными, и живут по внутреннему уставу. А мы здесь как бы уподобляемся варварам!

– А ля гер ком а ля гер, – махнул рукой Ягода.

В дискуссию включился взявшийся ниоткуда Ульрих – закон должен был сегодня сказать юному спорщику свое веское слово. Ульрих, хоть и был судьей, не стоял у руля репрессивной машины – в разные годы он выполнял разные указания разной власти и без зазрения совести отправлял на тот свет отдельных ее представителей по просьбе других, которых вполне возможно отправит туда завтра. Помимо того, что в этом вопросе он был лютым робеспьеровцем и любил повторять слова тирана, высеченные на его могиле («Прохожий, не грусти, что я в земле сырой, // Ведь ты лежал бы здесь, коль я бы был живой»), он был еще и заядлый лепидоптеролог[8]. Ему доводилось отправлять на смерть людей десятками, но утеря экземпляра из коллекции бабочек становилась для него подчас целой трагедией.