Никита и Николай Степанович пробирались через глухой валежник. Сучья трещали у них под ногами, а Никита только и молил Бога, что о том, чтобы скорее добраться до избушки старичка, который живет в лесу и, по словам деда, является для него сейчас спасительной соломинкой.
– Слушай, дед. Да здесь словно и нога человека не ступала. Пойдешь – заблудишься, и вообще век не вылезешь. А он-то, старичок этот, как выходит?
– Велимудр-то? А на что ему? Живет натуральным хозяйством да собирательством, раз в полгода- в год выберется за кормом для скота, и живет себе. Да и потом старый он, пути – дорожки такие знает, какие нам с тобой во сне не снились. Ночью пьяный пойдет, а не заплутает – ноги сами приведут.
– Говоришь, давно живет?
– Точно тебе говорю, больше ста лет. Он и восстание твое видел, сам в нем будто бы участвовал.
– Так он, должно быть, дряхлый совсем.
– Ну как же! Побегаешь ты с ним на перегонки!
– Слушай, а как он второму-то горю моему помочь сможет? – не унимался въедливый и дотошный внук.
– А вот это ты сам у него спросишь…
С этими словами дед, словно в сказке, раздвинул руками какие-то густые заросли – и взору Никиты открылась удивительная картина. Посреди чащи леса стояла поляна, вырубленная и очищенная от деревьев и валежника. На ней стоял дом – добротный крестьянский сруб, обнесенный частоколом (непонятно, от кого, соседей-то ведь не было), за ним паслась скотина, несколько коров да коз, виднелись на заднем дворе какие-то невысокие сараи. Калитка была, все, как положено – хотя, по рассказам деда, гостей здесь не ждали.
Никита и Николай Степанович вошли в калитку и направились к дому, как вдруг сзади их кто-то окликнул. Это был хозяин.
– Николай?
– А, Велимудр, здравствуй. Вот, видишь, внука к тебе привел.
– Вижу, что ты не один, – Никита рассмотрел хозяина. На вид ему было не больше 70-ти, он был еще весьма бодр и вообще живчик. Должно быть, дед что-то напутал или приукрасил, а может, просто тал заложником слухов, какие всегда ходят на селе особенно про тех, кто держится на отдальке.
– Меня Никита зовут, – протянул студент руку хозяину лесного подворья. Рукопожатие его было не по годам крепким – какие там сто лет?!
– У меня много имен, а вот здесь кличут Велимудром. Тоже можешь так меня называть. В общем, повелось как-то, а я и не возражаю, – «А старичок дружелюбен».
– А правду говорят, что Вам за сотню лет?
– Святая правда, – перекрестился старик. – 105 лет. Я еще и войну крестьянскую 1920 года помню. Правда, мальчишкой совсем был, а вот видишь, помню…
– Однако, рукопожатие-то у Вас не по годам.
– Так это цивилизация из нас раньше времени стариков делает. А ежели от нее поодаль держаться, то и все хорошо будет. И бодрость сохранится, и сила. И здоровье. Да вы проходите в избу-то, гости дорогие, чего ж я вас на пороге-то держу?
Прошли в избу. Внутри все как в классических русских сказках, все по «Домострою». Печка ручной кладки, скамья вдоль нее, большой деревянный стол, полати. Крынка и чашка на столе, покрытом скатертью. Ни малейших следов пребывания цивилизации – ни телевизора, ни радио.
– Как же Вы живете? Без связи с внешним миром?
– Живу и не жалуюсь, – только посмеивался старичок. – И вам то же советую делать, если до моих годков дотянуть хотите. Ну, допросили? А теперь рассказывайте, что вас привело в такой час? – на дворе был уже вечер, когда гости нагрянули к деревенскому отшельнику.
– Да вот, – Николай Степанович показал рукой на внука. – Мается, сердечный.
– Чем это?
– Любовной лихорадкой.
– А, ну так это у тебя наследственное, милый. Вот и дед твой не раз ко мне по этому поводу хаживал. А ты не смотри на меня так, Николай свет-Степанович. А лучше испей-ка водицы, вон там, в ведре. Колодезная, ммм, лепота, водица какая…
– Дед? Я не понял, ты что, тоже?..
– А что ж ты думаешь, если мы старики, то и не люди вовсе? – вступился хозяин. – И молодыми-то, поди, никогда не были и вообще родились с бородами? Экий ты…
– Так а…