Тухачевский против зомби

Низенького роста, облаченный в серый френч без погон, прихрамывающий на правую ногу – там были сросшиеся пальцы – и поджимающий левую руку – она сохла от рождения, – этот человек напоминал скорее побитого жизнью горного аксакала, чем руководителя государства. Никита смотрел на него и поражался тому, как он – если верить папке Балицкого, не более, чем агент охранки – даже не захватил, а удерживает власть над таким левиафаном, как СССР…

– Тухачевский, Тухачевский… Давно говорил этому дураку Ворошилову, что на такие должности надо назначать только ближайших соратников… Заместитель наркома не ставит наркома ни в грош, а тому хоть бы хны. Какой он к черту нарком?! Ему колхозом управлять – и то не справится, бараны умнее него будут… Так откуда у Вас такие сведения?

– Дело в том, товарищ Сталин, что Тухачевский посвятил меня в свои планы государственного переворота, который он планирует осуществить при активной поддержке высших чинов РККА – Гамарника, Уборевича, Корка, Якира, Эйдемана, Фельдьмана…

Глаза Сталина округлились.

– А они все, что, тоже в заговоре?

– Так точно, товарищ Сталин. Я лично был свидетелем их переговоров.

Сталин был обескуражен таким поворотом событий.

– Нет, ну я бы еще понял Тухачевского – тот еще выскочка, ему постоянно все не нравится в нашем государстве и в нашей армии. Но эти-то куда? Чем он их прельстил?

Никита опустил глаза, но Сталину одних слов было мало.

– Послушайте, товарищ… как Вас…

– Савонин.

– Товарищ Савонин. Ваши обвинения бросают тень на виднейших и ответственнейших военачальников и специалистов, соратник Фрунзе и Ленина. И потому они не могут быть голословными. Они нуждаются в подтверждении.

– Понимаю, товарищ Сталин. В руках Тухачевского находится компромат на Вас, который объединил этих людей в едином порыве сместить Вас с поста Генерального секретаря. Я понимаю, что, если у них все получится, то эти документы станут достоянием гласности с целью объяснить народу, что в 1922 году пост руководителя государства занял случайный человек.

– Что это за документы?

– Это документы из охранного отделения.

Цвет лица Сталина стал серым и слился с цветом его костюма. Никита понял, что все, предъявленное Тухачевским накануне, было правдой – иначе бы он так не реагировал. Несколько минут вождь молча изучал своего посетителя глазами. Обычно в такие минуты респонденты вождя теряли дар речи (а следом, часто, и голову), но Никита был более спокоен – несмотря на то, что прошло 17 лет, и то, что студенту истфака из 21 века показалось бы бредом, сейчас стало его действительностью, он все равно бродил где-то по тонкой грани между историзмом и абсурдностью всего, происходящего с ним.

– А Вы сами, товарищ Савонин, как относитесь к этим документам?

– Товарищ Сталин, ни для кого не секрет, что Гитлер активно готовится к войне. Он пойдет на все, чтобы скомпрометировать Вас и поставить во главе государства удобного ему человека – Тухачевский подходит на эту должность как нельзя лучше, поскольку его связи с Германией и Польшей давно уже ни для кого не образуют секрета.

Сталин вновь вскочил с кресла.

– Верно. Верно рассуждаете, товарищ Савонин… Мы попросим Вас никому ни о чем не рассказывать и… очень благодарим Вас за все…

– Служу…

– Не надо, мы не в войсках. У меня к Вам будет еще одна просьба.

– Все, что угодно, товарищ Сталин.

– Я сейчас позвоню Ежову, он приедет сюда. А Вы пока в приемной напишите все, что мне рассказали, на бумаге. Когда приедет – отдадите ему и скажете, что я велел больше не тревожить Вас по этому вопросу.

– Слушаюсь, товарищ Сталин…

Конечно, Никита понимал, что существенно подставляет своего боевого командира, но того, что он запланировал никак нельзя было допустить. В руках маршала было уникальное по своему свойству оружие, способное превращать людей в машины для убийств, зомбировать их и делать таким образом послушным и страшным орудием посильнее шекспировского «пушечного мяса». Обладание таким оружием во все исторические периоды и при любых обстоятельствах – прерогатива даже не государства, а всего цивилизованного человечества, которое единогласным порывом и общим волеизъявлением должно решать, где и когда его применить, а еще лучше – не применить. Уничтожить и запретить кому бы то ни было его воспроизводить. Что произойдет с миром, продолжи Тухачевский сейчас держать в руках такое оружие – страшно представить. В век, когда не появились еще атомная и водородная бомбы, орудие зомбирования человеческих масс станет куда более страшным инструментом принуждения. Во имя мира на земле, во имя предотвращения кровопролития сейчас, когда до войны еще целых 4 года и можно еще все изменить, планам маршала не суждено будет сбыться. Так решил Никита. Так решила история…