Тульский – Токарев

– Есть, есть какая-то связь… Плюс – я никому этого не говорил, потому что считал, что я головой двинулся, – но тебе скажу: на ту мокруху двойную выезжали как раз Колчин с Толей… Понимаешь, про что я?

Артем медленно кивнул:

– То есть ты хочешь сказать, что во всех этих историях некий Фантом… Но ты же сам говорил, что монстры бывают только в детективах, что в реальной жизни ты таких никогда не встречал?

– Не встречал, – согласился Василий Павлович. – Потому и говорю это все тебе, а не сотрудникам на работе. Понимаю, что бред… Но количество странных историй накапливается… А один из основных законов философии гласит, количественное накопление всегда приводит к изменению качества или что-то в этом роде… Это, брат, марксизм, а не кот чихнул…

Артем заулыбался:

– Ну, если марксизм – тогда, конечно…

Токарев-старший без улыбки посмотрел на сына и с тоской сказал:

– А может, просто устал я, вот и лезет в голову херня какая-то? Так хочется заняться чем-нибудь здоровым – какой-нибудь серией разбоев квартирных… Я уж и не помню, когда врывался в хату с налетчиками. А по идее – должен первым туда заходить… Тьфу ты, что за жизнь – то отписываемся от честных мещан, то – сами обвиняемые…

Дома отец с сыном молча попили чаю с булкой и легли спать. Когда Артем уже погасил свет, он не удержался и спросил:

– Отец, а как ты собираешься… Ну, есть идеи какие-то, как этого Фантома ловить?

Токарев-старший молчал так долго, что Артем решил, будто отец уже заснул, – но все же ответил тихо:

– Не знаю.

Артем аж привстал на локте – отец редко не знал, что надо делать, если требовалось найти кого-то или что-то.

– Количество не накопилось еще?

– Выходит, что не накопилось… Посоветоваться надо кое с кем, подумать… Ну и – как это тебе ни смешно – ждать, пока необходимое количество накопится… Спи давай…

…Утром неприятности в Василеостровском розыске продолжались. Следователь прокуратуры, которому было поручено дело Колчина и Гороховского, взял да и выписал обыски на местах работы каждого из подозреваемых. Смысла в этом особого не просматривалось, но так уж было заведено – формальность, тем более что накануне-то времени не хватило, то есть все могли уже все подчистить и перепрятать, но… Один следак на вопрос: «Что вы, собственно говоря, ищете?» – ответил сакраментально: «Я, голубчик, ничего не ищу, я произвожу обыск». То есть смысл в том, что обыск – не обязательно для того, чтобы что-то найти, просто любой обыск всех сотрудников отделения милиции заставляет задуматься о том, кто этот обыск санкционирует. Это отрезвляет и имеет положительные воспитательные последствия. Заодно с обыском приехали и проверяющие из инспекции по личному составу – эти начали копать секретную документацию – так тоже положено.

Оба мероприятия дали неожиданные результаты. При так называемом обыске на рабочем столе Гороховского был обнаружен позолоченный зажим для бумаг фирмы «Норг». А так совпало, что потерпевший проректор успел в незатейливой беседе со следователем упомянуть о его пропаже. Сказал он это «к слову», а следователь запомнил… В общем, когда это дошло до Токарева, он даже не стал пытаться в прокуратуру звонить. Он-то понимал, что Толя зажим прихватил в квартире, а потом просто забыл о нем… В общем, появились основания усомниться уже не только в чистоплотности, но и…

А дальше – больше. Через два часа грянула еще одна «информация»: в книге регистрации агентурных сообщений проверка обнаружила двухмесячной давности агентурную записку № 561 от источника Пень. И хрен-то бы с ней, с запиской, да вот источник в ней указывал на неустановленную группу некоего Гани, которая якобы собиралась совершить нападение на богатую квартиру по адресу 5-я линия, дом 64, квартира 8. Нюансик заключался в том, что в этой квартире как раз и проживал потерпевший проректор… А второй нюансище был еще хуже: агент со спорным псевдонимом Пень состоял на лицевом счету оперуполномоченного Колчина.

Токарев не стал сомневаться во «вновь открывшихся обстоятельствах». Он ежедневно сталкивался в своем теремке с чудовищным бардаком, головокружительной липой и смешными совпадениями. О «влетевших» операх Василий Павлович думать хуже не стал, понимая, что пошла непруха – результат большой загруженности, совпадений и разгильдяйства…