Туман

Шарахаясь из стороны в сторону, задевая крыльями то за землю, то о кусты, машину обогнала большая сова. Безумно вытаращив круглые кошачьи глаза, она от чего-то спасалась. Ее гнал туман. Он уже развешивался белесыми космами по кустам, ложился неподвижными синеватыми озерцами в низинах, курился и колыхался на голых, открытых ветру вершинках. Он был уже всюду — тяжелый, непроницаемый, заглушавший даже звуки. Он был неподвижен, но обгонял быстро мчавшуюся машину. Языки тумана выдвинулись далеко вперед с обеих сторон машины. И вот они сомкнулись. Шофер включил фары — впереди все засияло золотым дымком света, но виднее не стало.

Жданович ощутил на лице промозглую, пахнущую болотом сырость. Она была липучая, вязкая и, казалось, могла пачкать. А потом эта сырость пробралась ему под одежду, проникла в мускулы, в кости, добралась буквально до мозга костей, и, наконец, Ждановича пронизала дрожь, внутренняя, сотрясающая все тело и какая-то унизительная. Он почувствовал себя затерянным в этом загадочно светившемся хаосе, отъединенным от людей, всеми брошенным и бесповоротно забытым.

И вдруг он ясно вообразил Серова, как тот четкой походкой упрямо шагает сквозь туман. «Микрорельеф там очень интересный», — снова услышал он голос Ильи Романовича.

Жданович брезгливо отер с лица холодную пыль тумана и горько вздохнул. «Когда душой твоей владеет большая страсть, — подумал он, — стремление, мечта, назови как хочешь, и владеет не вполсердца, а поглощает целиком, до последней мысли, до тончайшего изгиба души, только тогда и живешь полной жизнью, живешь как настоящий человек. А вот я отяжелел, в жизненной толкотне и суете по небрежности и лени разменял жизнь на мелочь, на пятачки, и не смог бы я — нет, не смог бы! — шагать сейчас упрямо сквозь туман, как шагает где-то рядом седой, с усталым взглядом человек, и сквозь туман видящий яркий свет и чистую, без мерзостей жизнь».

Жданович снова вздохнул. На душе было смутно, но и хорошо, и тепло, так что стала проходить унизительная дрожь, вызванная туманом. И словно думавшая вместе с ним невидимая в тумане женщина сказала с ласковым и нежным недоумением:

— Какие все-таки люди!..

— Люди подходящие! — сказал весело, сразу поняв ее, Хомутов.

Слева открывалась цепочка мохнатых и влажных от тумана огней. Это были огни железнодорожной станции. Рейс «Зеленой стрелы» кончился.