Туман.

– Да, там свежо. Но это поправимо. Честно говоря, температура воздуха – это ерунда. Недавно выяснилось, что с организацией сего мероприятия связано множество других вопросов, разрешить которые гораздо сложнее. Впрочем, это тоже не важно, праздник в любом случае состоится. Кстати, София. Завтра суббота. Вы не передумали насчет поездки в Баден?

– Нет, не передумала.

– Хорошо. В таком случае, предлагаю отправиться в город после завтрака. Когда мы приедем, будет уже светло, и вы сможете увидеть его во всей красе. Утром обещают ясную погоду, и этим нужно воспользоваться.

Солус улыбнулся, а мне снова подумалось, что странные подозрения Руфины Дире – не более, чем глупость. Или неудачная шутка. Или суеверный бред.

Действительно – если у этого мужчины и есть какая-то тайна, вряд ли она связана с нетипичным долголетием. А если и связана, мое ли это дело? Каждый человек имеет право на личную жизнь и личные секреты. По крайней мере, до тех пор, пока эти секреты не мешают спокойной жизни других людей. Мне секреты Солуса не мешают, а потому пусть барон хранит их на здоровье.

***

Мы приехали в Баден в девять часов утра.

После завтрака мне понадобилось немного времени, чтобы упаковать в сумку ноутбук, сменить джинсы на длинное вязаное платье и слегка освежить губы помадой – учитывая, что наша прогулка была почти свиданием, я все-таки решила принарядиться.

Когда я вышла на улицу, Эдуард уже выгнал из гаража свой автомобиль – высокий кроссовер темно-шоколадного цвета – и терпеливо ждал меня у замковых ворот.

– Чтобы бы вы хотели увидеть в первую очередь, София? – спросил Солус, когда мы тронулись в путь.

– Какое-нибудь место, где есть интернет, – честно ответила я. – Нужно отправить брату фотографии чертежей.

– В «Орионе» для посетителей предусмотрен бесплатный wi-fi, – заметил барон. – Но туда лучше заглянуть в обед. Сытым у господ Мун делать нечего, к ним нужно приходить изрядно проголодавшись.

– Хорошо, – согласилась я. – В таком случае, давайте сначала посмотрим старинную церковь.

Эдуард кивнул, и остаток пути мы болтали о разных пустяках. Общаться с Солусом оказалось легко и приятно. Так, на мой осторожный вопрос о его техническом прошлом, он разразился длинным монологом о поездах, их модификациях и промышленных испытаниях. Транспорт барон явно любил и так хорошо в нем разбирался, что я не просто поняла все, о чем он мне рассказывал, но и от души посмеялась, ибо шуток и забавных железнодорожных историй господин Солус знал в избытке.

После разговора о технике мы перешли на столичную жизнь, и теперь уже я вещала ему о смешных ситуациях, произошедших со мной. В процессе беседы выяснилось, что перед отъездом за границу Эдуард несколько лет жил в нашей первопрестольной, а потому количество тем для обсуждения у нас увеличилось в разы.

Когда шоколадный кроссовер остановился на крошечной парковке у баденского храма, я невольно поймала себя на мысли, что мне жаль прерывать разговор, и после осмотра местных достопримечательностей его непременно надо продолжить.

– Церковная служба еще идет, – заметил Эдуард, когда мы вышли из машины. – Знаете, София, я, пожалуй, внутрь не пойду. Подожду вас на улице.

– Почему? – удивилась я.

– Не люблю священнослужителей и абсолютно не понимаю их песнопений и ритуалов.

– Вы атеист?

– Скорее разочаровавшийся. Моя жизнь идет в разрез с тем, о чем говорится в религиозных текстах, а потому я предпочитаю смотреть на церковь со стороны.

– Тогда, быть может, мне тоже не стоит туда заходить?

– Отнюдь. В этом храме есть чудесный витраж, и вам, как любителю искусства, он наверняка будет интересен. Идите, София. И не торопитесь. Я буду ждать столько, сколько нужно.

Я бросила взгляд на баденскую церквушку – небольшую, воздушную, с ажурными окнами и темными фигурами ангелов в полукруглых нишах, а потом на своего спутника. И вдруг подумала, что сегодня впервые вижу его при свете солнца. Эдуард улыбался, однако был бледен, черты его лица казались заострившимися, а идеальные губы – болезненно сухими. Тут же вспомнились слова барона о болезни, заставляющей его соблюдать диету и питаться в строго отведенное время.

Что ж, не хочет идти внутрь, и не надо. Мой покойный дед тоже храмы не любил. Говорил, что ему там душно и не нравится запах дыма, которым священники окуривают иконы и алтарь.

Я кивнула и, оставив Солуса на скамейке рядом с парковкой, пошла в церковь.

Служба подходила к концу. Священник стоял у алтаря и читал последние молитвы перед проповедью. Неподалеку от него на длинных узких лавках сидели прихожане.

Я тоже присела на лавку, самую дальнюю, стоявшую у стены, и с любопытством огляделась по сторонам.

Внутреннее убранство храма мало отличалось от обстановки других провинциальных церквей: белые стены с ликами святых, высокие подсвечники, расположенные в специальных нишах, скамейки для богомольцев, широкая площадка для хора… А еще чистый дощатый пол, на котором сейчас плясали блики – красные, зеленые, оранжевые, синие.