Читаем Туман полностью

– Но две не надо, ни в коем случае! Уж если не одну, то по крайней мере три. Но углубляйтесь в одну.

– Так я и намерен делать,

<p>XXIV</p>

После свидания с Папарригопулосом Аутусто говорил себе: «Итак, придется отказаться от одной из двух либо найти третью. Впрочем, для психологического исследования третьим членом, чисто идеальным третьим членом сравнения прекрасно может послужить Лидувина. Вот теперь у меня есть три: Эухения дает пищу моему воображению, голове; Росарио дает пищу моему сердцу, а кухарка Лидувина – моему желудку. Голова, сердце и желудок символизируют три свойства души, которые иначе называют разумом, чувством и желанием. Думают головой, чувствуют сердцем, желают желудком. Это очевидно! А теперь…»

«Теперь, – продолжал он думать, – блестящая мысль! Великолепнейшая! Притворюсь-ка я, будто снова собираюсь жениться на Эухении; снова сделаю предложение и посмотрю, согласится ли она избрать меня своим женихом, своим будущим мужем; конечно, я это сделаю только для проверки, как психологический эксперимент, ведь я уверен, что она мне откажет… А вдруг?… Этого только не хватало! Она должна мне отказать. После всего случившегося, после сказанного ею при последнем свидании ее согласие невозможно. Она женщина слова, как мне кажется. Но разве женщины держат слово? Разве женщина, Женщина с большой буквы, единственная, воплощенная в миллионах женских тел, более или менее красивых – скорее более, чем менее, – разве эта Женщина обязана хранить свое слово? Быть может, это лишь свойство мужчины? Но нет, нет! Эухения не даст мне согласия, она меня не любит. Не любит и уже приняла мой подарок. А если она приняла мой подарок и пользуется им, зачем ей любить меня?

Но если, отказавшись от своих слов, она мне скажет «да» и возьмет меня в женихи, а в будущем и в мужья? Ведь надо продумать все. Так если она согласится? Нет уж, увольте! Она поймает меня на мою собственную удочку! Вот и получится рыбак на крючке! Но нет, нет, этого не может быть! А если да? Тогда придется смириться. Смириться? Да, смириться. Надо уметь смиряться перед счастливой судьбой. Быть можете умение смиряться перед счастьем – самая трудная наука. Не говорил ли Пиндар, что все несчастья Тантала[65] произошли от его неумения справиться со своим счастьем? Не так-то легко пользоваться своим счастьем. Если Эухения мне скажет «да», даст согласие, тогда… победит психология? Да здравствует психология! Но нет, нет, нет! Она не согласится, не может согласиться, хотя бы потому, что хочет, чтобы вышло по ее воле. Такой женщине, как Эухения, палец в рот не клади; Женщина, когда она восстает против Мужчины, чтобы испытать, кто из них упорнее и постояннее в своих желаниях, способна на все. Нет, она не даст мне согласия!»

– Вас ждет Росарио.

Этими тремя словами, полными глубокого смысла, прервала Лидувина размышления своего хозяина.

– Скажи, Лидувина, женщины верны однажды данному слову? Вы умеете держать свое слово?

– Смотря по обстоятельствам.

– Ага, это поговорка твоего мужа. Но ответь мне прямо, а не так, как вы, женщины, обычно отвечаете, даете ответ не на заданный вопрос, а скорее на вопрос, который, как вам кажется, вам хотели задать.

– А какой же вопрос вы хотели мне задать?

– Умеете ли вы, женщины, держать данное вами слово?

– Смотря какое слово.

– То есть?

– Очень просто. Иногда дают слово, чтобы сдержать его, а иногда – нет. И никакого обмана тут нет, таково условие игры.

– Ладно, ладно, скажи Росарио, пусть войдет.

И когда Росарио вошла, Аугусто спросил ее:

– Скажи, Росарио, считаешь ли ты, что женщина должна держать свое слово, или нет?

– Я не помню, чтобы я вам давала слово.

– Да не об этом речь, а о том, должна ли женщина держать данное ею слово.

– А, вы говорите о другой, о той женщине…

– Да о какой угодно. Как ты думаешь?

– Ну, я ничего в таких делах не понимаю.

– Неважно.

– Хорошо, раз вы настаиваете, скажу – лучше всего не давать никакого слова.

– А если оно уже дано?

– Не надо было этого делать.

«Видно, – сказал себе Аугусто, – мне эту девочку с места не сдвинуть. Но раз уж она здесь, пустим в ход психологию, проведем эксперимент».

– Садись сюда! – Он показал на свои колени.

Девушка повиновалась спокойно и без смущения, как будто это было договорено и предусмотрено. Аугусто, напротив, сконфузился и не знал, как начать психологический эксперимент. И, не зная, что сказать, он стал… действовать. Он прижал Росарио к своей груди и покрыл ее лицо поцелуями, говоря про себя: «Кажется, я теряю хладнокровие, необходимое для психологических исследований». Потом неожиданно остановился, успокоившись, слегка отодвинул от себя Росарио и вдруг спросил:

– Но разве ты не знаешь, что я люблю другую женщину?

Росарио молчала, пристально глядя на него, и только пожала плечами.

– Разве ты не знаешь? – повторил он.

– А какое мне теперь дело?

– Тебе нет дела?

– Сейчас нет! Сейчас, мне кажется, вы любите меня.

– И мне тоже так кажется, но…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века