Туман

Мари продолжила: – И я закрыла глаза, расставив руки в стороны, я стояла против ветра и представляла, как лечу. Ту лёгкость в теле на тот момент сложно передать словами, это надо чувствовать, и внезапно более сильный порыв ветра уронил меня. Я упала назад всем телом, в том же положении, что и представляла полёт.

– О-о-о, милая, тебе, наверное, очень больно было, – залепетала бабушка. – Почему ты мне тогда об этом не сказала?

– Нет, – сказала Мари, – мне не было больно. Я упала так легко, словно я пёрышко с тех самых крыльев, которые помогали мне лететь. И я не стала подниматься, нет, я продолжала лежать с расправленными руками, представляя, что до сих пор лечу. Мне хотелось лететь и даже лёжа в траве я пыталась уловить тот самый ветер, что поднимал меня. Наслаждаться дружелюбным ветром пришлось недолго, и я почувствовала прохладные капли дождя, которые капали и покрывали меня всю, капелька за капелькой, прохладной водой, они будто проходили сквозь меня. Эта вода выгнала все мысли из моей головы, и внутри меня настала такая тишина, что, казалось, капли, которые стекали по моему лицу, были слезами, моими слезами, как сейчас. Сейчас столько всего происходит, а мы одни, радуемся лишь, наслаждаясь былыми моментами, той малой крупицей воспоминаний, оставшейся в нашей памяти. Что делать дальше, мы не знаем, ибо грядущее нам неизвестно. Мы живем в страхе, боясь, что вот-вот оно придёт…

– Перестань, Мари, перестань! – перебила её бабушка. – Ты просто очень устала, я тебя понимаю. Мы придумаем что-нибудь, я старая колдунья и знаю много заклинаний, моя сила не спит. Осталось только дождаться пробуждения твоей силы!

– В том то и дело, бабушка, я знаю все те же заклинания, что знаешь и ты, но есть ли смысл? Если в моих руках нет тех сил, что есть в твоих. Я умею лишь варить разные зелья и снадобья.

– Ты слышишь лес и можешь разговаривать с душами мёртвых, а это говорит о многом: силы в тебе есть, нужно лишь дождаться их пробуждения.

– Мне уже семнадцать, сколько ещё ждать? Мне говорят, что я тринадцатая в нашем роду и что я могу то, что не умеют другие. Но что я могу? – она снова заплакала, в её груди был огромный комок боли от разочарования, и сейчас он будто бы пытался вырваться наружу.

– Не плачь, милая, не надо, – бабушка тоже была озадачена этим вопросом и очень расстраивалась. Обычно у ведьм к семи, восьми годам появлялась эта сила, а у некоторых и с рождения, что же не так с этой девочкой? Однако не каждая из ведьм и колдуний может разговаривать с мёртвыми и слышать то, чего не слышат остальные.

– И что-то плохое, оно идёт за мной, даже не подозревая о том, что у меня нет того, чего они так боятся.

– У тебя очень большой внутренний мир – это то, что мне в тебе нравится. Люди, которые не умеют видеть прекрасного в простых вещах, несчастны. А твоя сила проснётся, поверь мне, проснётся чуть позже, чем у других, но она будет сильнее, чем у всех остальных.

– Мне хочется верить тебе…

– Так верь, и да будет так, – сказала бабушка, обняв Мари, которая словно от бессилия засыпала.

На следующее утро Мари с бабушкой никуда не ходили, это было тихое, спокойное утро. Мари вышла на улицу из избы и, потянувшись ещё раз после сладкого сна, она увидала, как бабушка сидит на лавочке возле дома и пьёт вкусно заваренные травы, аромат которых не переставал витать в воздухе.

– Как спалось, Мари? – заботливо спросила бабушка, одарив внучку тёплой улыбкой.

– Я очень крепко спала, сегодня мне ничего не снилось. И знаешь, сейчас я чувствую лёгкость внутри, как будто скинула с себя что-то тяжёлое.

– Да, милая, так и есть. Вчера вечером ты выплакала и выговорила всё, сжимающее тебя изнутри тяжёлым камнем. Так бывает, когда рассказываешь то, что тебя гложет кому-то, и отпускает та тяжесть, которая тебя давила ранее.

– А тебе снилось ли что-нибудь, бабушка?

Бабушка немного призадумалась, и видно было, что глаза её блестели радостью.

– Мне снилось, что я снова молодая, рядом со мной твой дедушка Егор и наша маленькая тогда ещё дочка Соня, твоя мама, Мари.

– Сколько ей там было?

– В моём сне ей было лет пять, и мы с твоим дедом догоняли её, а она громко смеялась и кричала: «Нет, не догоните, я быстрая, смотрите, какая я быстрая». Небо было чистым и солнце светило ярко, а мы бегали по зелёной траве, которая только начинала расти. Мы специально делали вид, что не можем её поймать, нам нравилось, как она бегала: кудри ниже плеч, как пружинки, прыгали на её голове, сарафан развевало ветром, и громкий, задорный смех. В детстве она была пухленькая, я очень любила её. И когда я поймала Сонечку, то обняла, а она меня, и я чувствовала тепло её тела. А следом до нас добежал и твой дедушка, который обнял нас обеих, поднял на руки и начал кружить.

Бабушка Софи смотрела в куда-то в даль, рассказывая сон, и улыбка не сходила с её лица.

– А дальше, что было дальше?