Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Тьерри внимательно выслушал его и во многом с ним согласился.

Иезуит и Альфредиссимо сердечно распрощались и, уходя, сказали:

— До скорой встречи!

LXVIII

Через несколько дней в доме Тьерри довольно весело отпраздновали сочельник. В кабинете, где уже пылал камин, собрались Бельтран, его жена, их дети, а также дон Антолин, дон Клементе, художник Диас дель Посо и Вегита, все они были холостяками. Дон Клементе называл всех бродячими псами. Дон Клементе принес две бутылки вина, подаренные ему, Вегита — банку консервированных лангустов. Поужинав с отменным аппетитом, дети развеселились и запели. Бельтран принес гитару. Маленькая Сильвия продекламировала «Песню пташек» святого Антония Падуанского^{313} и его новену,^{314} сопровождавшуюся рефреном:

Смиренный святой Антоний,
За грешников бедных молись.

Затем Сильвестра, не страдавшая большой набожностью, спела своим пронзительным голосом деревенской женщины, аккомпанируя себе на бубне, несколько грубоватых и довольно непристойных народных частушек:

У ворот у Вифлеемских
Парень кашу варит,
Поварешкою своею
Девкам кашу дарит.
Говорят, святой Хосе
В пламени обжегся.
Знай он, как испанки пылки,
Он бы их берегся.

За этим последовал еще один куплет в том же духе:

У ворот у Вифлеемских
Крысы расплодились,
У Хосе штаны прогрызли,
В зад ему вцепились.

Бельтран, бывший, без сомнения, более поэтичной натурой и настроенный в этот вечер особенно грустно, спел:

Сочельник прошел своим чередом
И снова придет, как обычно,
Мы тоже когда-нибудь все уйдем,
Но нам не прийти вторично.

Вегита поведал историю о фальшивомонетчиках, в которой участвовал знаменитый Мариано Конде. Деметриус Беккерианский с большим чувством прочитал стансы своего любимого поэта. Хайме спросил дона Антолина, что поделывают старушки-спиритки из квартала Гиндалера. Священник рассказал, как он наставил старых оккультисток и колдуний на путь истинный, что само по себе уже походило на чудо. В ответ на это Бельтран рассказал историю, широко известную в его родных краях.

— Жил-был садовник, — начал он, — и росло у него во дворе ореховое дерево, не дававшее плодов. Видя это, он взял топор и срубил его. Священнику, приятелю садовника, понадобилась для церкви фигура святого. Он попросил отдать ему срубленное дерево и отнес его резчику, чтобы тот сделал статую. Когда работа была закончена, священник пригласил садовника поглядеть на святого, поставленного в алтаре часовни. Садовник внимательно осмотрел скульптуру и произнес:

У меня в саду ты рос,
А доходу дал мне — шиш.
Пусть повесят на тебя
Чудеса, что сотворишь.

— Наш Бельтран — сущий Санчо Панса, — смеясь, заметил дон Антолин. — Что ни слово, то поговорка или прибаутка.

В ту ночь Хайме лег в постель, испытывая какое-то беспокойство. его мучил жар. Заснул он не скоро: мешали песни на улице. Во сне ему пригрезилось, что он очутился в сумасшедшем доме, где живут мужчины и женщины с головами животных. В этих существах он угадывал своих знакомых. С трудом растолкав их, он добрался до массивной двери, а когда попытался выйти, столпившиеся люди, и среди них маркиз Вильякаррильо, сказали ему: «Чтобы выйти отсюда, нужно ответить на наши вопросы. Мы врачи». Он испуганно остановился, не зная, что сказать, и в эту минуту какой-то служитель несколько раз повторил ему: «Уходите отсюда; это не врачи, а сумасшедшие».

Тьерри проснулся, но еще долго его била дрожь. Наконец пришел в себя и подумал, что, продолжая жить столь уединенно, он совсем свихнется. Волнение, борьба и опасности — вот что ему нужно.

LXIX