– Видимость сами видите, какая, – добавил рыжезубый. Я его не видел, по голосу и произношению догадался. – Давайте без глупостей. Чуть что – я стреляю.
Мустафа, кряхтя, залез в самолет и открыл замок цепи.
– Идите первым, – подтолкнул он меня.
Я спрыгнул на землю, и тут же сильная рука схватила за цепочку, соединяющую наручники.
– Стойте пока здесь, – приказал голос.
Это был рыжеволосый. Теперь я видел его лицо.
– А сейчас вы, – произнес за моей спиной Мустафа.
Лешка спрыгнул на землю, едва не врезавшись в меня. Его схватил за наручники Рамдан.
– Ноги освободите нам, – напомнил я.
Мы же от туловища до колена были замотаны скотчем.
– Если один из вас попытается бежать, мы пристрелим второго, – предупредил Рамдан и, наклонившись, стал обрывать скотч.
Хотя он это уже говорил, предупреждение было не пустое. Если бы я был один, попробовать оторваться точно стоило бы. Да, сейчас, на расстоянии двух метров, я видел их всех. Но пара прыжков в сторону – и человек исчезал. Это был туман, о каком французы говорят «à couper au couteau», хоть ножом режь. С темнотой можно справиться – есть фонари, приборы ночного видения. Туман делает людей слепыми.
Женщина – она надела нейлоновую куртку, тоже тошнотворного розового цвета – махнула лучом фонаря:
– Иди за мной, красавчик!
Давно меня так не называли. Хотя женская память изменчива, склонна приукрашивать, а сейчас что она могла видеть в тумане?
Женщина пошла вперед, светя себе под ноги. Рыжеволосый, не выпуская цепочку наручников, потянул меня за собой. Лешку повели чуть правее – наверное, Рамдан, хотя лица я уже не видел. Замыкали шествие, получалось, та ящерица с «магнумом» и Мустафа. У Лешки сейчас был реальный шанс попасть на королевские скачки в Аскоте. Мой англичанин крупный и сильный, с ним пришлось бы повозиться. А ему что? Движение раз – вырвал руки. Движение два – со всей силы двинул Рамдана этими руками по голове. А дальше много-много движений, но уже ногами. Они, возможно, и стрелять не станут – вот уж это точно было бы «палить в молоко».
Но Кудинов тоже не попытается бежать. Он и в лучшей ситуации не стал этого делать. Разумно, разумно было со стороны Рамдана предупредить нас. Я говорил, что он из придорожной грязи? Я и сейчас так думаю, но голова у него работает, неслучайно он делает карьеру у исламистов. Таких вот ребят надо вербовать – одновременно и башковитых, и безбашенных.
Мы шли, ориентируясь на фонарь женщины – расплывчатую точку света метрах в пяти. Вот она поползла вверх и высветила прутья решетки. Ворота со скрипом поехали в сторону, освобождая нам проход. Смотри-ка! На дорожке, зажатой с обеих сторон деревьями, плотный туман был по пояс, а выше лишь клочками. По полю он растекся свободно, а лес ему, видимо, мешает. Так бывает в Швейцарии, где люди живут в облаках.
Куда нас ведут? В фургон? Нет – в такой туман ехать только за смертью. Обратно в ангар? Какой смысл был перебрасывать нас из самолета? Мог Рамдан что-то заподозрить?
Да, это был сарай. Вспыхнул свет, проявляя каждую деталь, – странно это было после путешествия сквозь белую мглу. Похитители приободрились – теперь уж точно не сбежим. Вот наша железная плита, наш якорь в этом плавании. Лешку пристегнули на старое место, за крайнюю проушину. Мне так же повезет? Пристегивала женщина. Подошла ко мне совсем близко, дыхание не очень свежее – сами небось пиво пьют, если не виски. Что это так, похоже не только по перегару – взгляд у нее странный, темное желание в нем таится. Как пузырь воздуха вдруг вырывается сквозь черную жижу на болоте. У меня чудные иногда образы возникают в голове, но уж какие есть.
– Давай скорее, – торопит женщину рептилия. Она (то есть он, конечно) с пистолетом у двери стоит, страхует манипуляции.
– Куда мне спешить? – отвечает моя пассия. – К тебе, что ли?
Мы с Кудиновым предыстории их отношений не знаем, но рыжезубый воспринимает эти слова как оскорбление. С нуля взлетает под самый ограничитель.
– Ах ты, сука! – говорит он, направляясь к женщине.
Лешка смотрит на меня. Не нравится ему это.
– Ударить меня хочешь? – шипит розовая фея. – Ну, попробуй!
Ящерица останавливается. Такие сцены бывают только между давними любовниками. Скорее даже между супругами.
– Что вылупился на нее? – орет рыжезубый.
Это он мне. На жену свою не смеет кричать, а мужское достоинство просит выхода. Хотя, судя по характеру дискуссии, именно с этим у него проблема. Ошибается рептилия: я смотрю не на женщину, меня «магнум» интересует. Дотянуться до него я пока не могу, но еще бы немного…
Гравий захрустел. Рыжий просовывает голову в дверь – а он с алжирцами на улицу вышел, как убедился, что мы пристегнуты. Он быстро оценивает обстановку. Ясно, что пленники надежно прикованы, а сцены ревности для него не в новинку.
– Вы идете? – спрашивает он устало.
– Я иду, – отвечает рептилия. И добавляет жене: – А ты можешь остаться.
– И останусь, – с вызовом бросает женщина. – Я их еще не обыскала.