Туман на мосту Тольбиак

Лео Мале Туман на мосту Тольбиак

Глава I Товарищ Бюрма!

Моя колымага была в ремонте, и я поехал в метро.

Можно было бы попытаться поймать такси, но до рождественских чудес оставалось еще полтора месяца. В воздухе висела какая-то гнусная морось, а как только с неба начинает капать, тачки исчезают напрочь. Наверно, сырость на них так действует. Другого объяснения я просто не нахожу. А если случайно и удастся схватить такси, оказывается, оно едет совсем не в ту сторону, куда тебе нужно. Объяснений этому феномену у меня нет, но у таксистов их целая куча, и все – одно другого убедительней.

Поэтому я поехал в метро.

Я так толком и не знал, кто же вызвал меня в больницу Сальпетриер. Но в это малоприятное заведение я ехал, если можно так выразиться, по вызову.

С двенадцатичасовой почтой я получил у себя в бюро на улице Пти-Шан письмо – достаточно странное, чтобы возбудить любопытство.

Письмо это я читал и перечитывал, а в вагоне первого класса, который вез меня по линии «Церковь Пантен» – «Площадь Италии» к месту, так сказать, назначения, перечел еще раз.

Оно гласило:

Дорогой товарищ!

Обращаюсь к тебе, хоть ты и стал легавым, но легавым не таким, как другие, а потом я знал тебя, когда ты был еще мальчишкой…

Письмо было подписано: Абель Бенуа. Абель Бенуа? Что-то не припомню, чтобы когда-либо, мальчишкой или позже, я знал кого-нибудь с таким именем. Впрочем, была у меня одна идейка, достаточно, правда, смутная, насчет того, откуда могло мне прийти это послание, но что касается Абеля Бенуа, никого, кто бы так назывался, я не знал.

Дальше следовало:

…Один гад затеял подлость. Приезжай ко мне в больницу Сальпетр[1], палата 10, койка…

Цифра была написана нечетко. Можно было прочесть 15 или 4, на выбор.

…Я скажу тебе, как выручить старых друзей. С братским приветом

Абель Бенуа.

Никакой даты нет, кроме той, что на штемпеле, которым в почтовом отделении на бульваре Массена пришлепнули марку за пятнадцать монет. Подпись, как обычно все подписи, достаточно твердая, хотя само письмо написано, похоже, дрожащей рукой. Но это-то понять можно. Если валяешься на койке в благотворительном заведении, значит, со здоровьишком худо, а если к тому же и руки трясутся, это обязательно скажется на почерке. К тому же колени не заменят письменного стола с бюваром. Адрес на конверте был написан другой рукой. Бумага в клеточку из почтового набора, какой пользуется каждый третий. Судя по виду, конверт с письмом довольно долго таскали в кармане или в сумочке, прежде чем бросили в ящик. Чуткому носу нетрудно было уловить, что от него пахнет дешевыми духами. Видимо, этот тип попросил опустить письмо медицинскую сестру, у которой не слишком хорошая память на внеслужебные поручения. Из письма можно заключить, что писавший его не слишком любит легавых и что нашим общим – интересно каким? – друзьям грозит опасность со стороны некоего злокозненного гада.

Я сложил письмо, сунул его к другим бумагам, которые таскаю с собой, и подумал: чего ради понапрасну перебирать все эти туманные соображения? Зряшная трата времени, так и так я скоро встречусь с этим таинственным и больным знакомцем. Если только…

Мысль, что я могу оказаться жертвой розыгрыша, до сих пор меня не тревожила, но внезапно мне в голову пришло вот что. Абель! Это тебе ни о чем не говорит, Нестор? Ну, шевели, шевели мозгами, это твоя работа. Абель![2] А что, если гад, задумавший подлость, зовется Каин? Милая первоапрельская шутка, разыгранная в середине ноября утонченным весельчаком в память о добром старом времени. Вполне возможно…

Ну, в любом случае скоро я все буду знать. А пока я огляделся вокруг, не найдется ли пары ножек в нейлоне, достойных привлечь внимание порядочного мужчины. Это меня несколько отвлечет. Даже те, кого разыгрывают, имеют право отвлечься. Это – я имею в виду женские ножки, стройные, в тонких чулках, да еще когда нога положена на ногу,– первосортное средство отвлечься. Правда, тут зависит от того, какой день… Надо полагать, сегодняшний день в этом смысле – скверный признак! – похоже, был не мой. Только в глубине вагона сидела какая-то блондинка, но спиною ко мне. Остальные пассажиры принадлежали к сильному полу. Не знаю, какие у них костыли, меня это не интересует, но рожи у всех, как на подбор, были гнусные.