Отец с матерью переглянулись, но Рита уже надела наушники. Мать пожала плечами, отец включил «Серебряный дождь». И только уже после рассказа гадкой Катьки она поняла, о чем они хотели поговорить. Но ей даже в голову такое не пришло бы. В голову! И тогда она начала разматывать. Да нет, не историю своего рождения. Взгляды, поступки. И все стало ясно. Ее тут не любили.
Ему бы это никогда не пришло в голову. Очень просила жена. Ей казалось, что их жизнь неполноценная. Он устал видеть слезы, он устал успокаивать и уговаривать. Жить друг для друга. Разве это плохо? Но Соня считала, что плохо. И нужно срочно принимать меры. Николай тогда решил не задумываться, не просчитывать, не строить планы. Он с самого начала знал, что этот ребенок не сможет стать родным. Для него это невозможно. Он честно сказал жене. Но Соня рыдала, уговаривала, убеждала, что ее любви хватит на всех. На ребенка, на него, и их отношения станут только лучше. Она сразу почувствовала, что совсем малыш им не подойдет. Пусть это будет девочка, пусть ей будет годика четыре. Чтобы уже было понятно и про развитие, и про генетику, и чтобы не нужно было стирать пеленки. «Зачем тебе ребенок, если ты сразу не хочешь стирать пеленки? Ведь он все равно будет болеть. И все равно придет подростковый возраст». «Это все другое. Я сейчас исключительно про генетику. Просто оговорилась».
Да нет, жена не оговорилась. Она выбрала Ритку сама. Кудрявая блондинка. И все. Кукла. Да, она выбирала куклу. И девочка всю дорогу старалась соответствовать. Она должна стать куклой, чтобы не вернули назад. Николай никогда не видел такого разумного ребенка. То есть, если начистоту, он и вообще детей не очень много видел. Не очень-то он их и замечал. Они его раздражали всегда. Дети друзей были какими-то Маугли. Вечно или под столом, или на столе. Писк, визг. А еще самолеты. Ну кто их воспитывает, этих детей? Почему нужно обязательно бить ногами по впереди стоящему креслу? Он совершенно не страдал от их отсутствия. Живут себе в свое удовольствие. Ну, может, годам к пятидесяти он начнет переживать и голову пеплом посыпать. Но в тридцать лет его точно не волновало отсутствие детей.
Какой матерью будет Соня? Да кто ее знает! Говорят, материнство очень меняет женщину. Но неродной ребенок – это материнство? То, что Соня изменилась, это факт. Да, это был не грудной ребенок. Да, не было подгузников и стирки. Да, ребенок был на редкость послушным и удобным. Но жизнь стала другой. Но что самое ужасное во всей этой истории: из жизни исчезла радость.
Жена достаточно быстро поняла, что не справляется. Что никак не может привыкнуть к их другой жизни. У нее появились жесткие рамки. И постоянная зависимость. И она не связана с возрастом ребенка. Ты теперь живешь другую жизнь. И это не на год, не на пять лет. Это на все время. Но она держалась, крепилась, изображала счастье, наклеивала на лицо улыбку, и от этого было еще страшнее. Он же хорошо знал жену. Они, к счастью, вместе двенадцать лет. Больше всего на свете Николай ненавидел притворство. И боялся его. Это неправильно, думал он, в жизни главное оставаться собой. Нельзя жить, притворяясь, играя какую-то чужую роль. Для этого есть театр. Но здесь – жизнь. И другой не будет.
В какой-то момент Николай сказал: «Стоп. Давай будем честными друг перед другом. Ты не выдерживаешь». Соня тогда разрыдалась: «Я привыкну. Это пройдет». «Это не может пройти. Ты ее не смогла полюбить. Такую нежную, хорошенькую. Даже не понимаю, в чем дело. Мне кажется, что я больше привязался к девочке, чем ты. У тебя к ней какое-то одно глухое раздражение». – «Может, мне походить к психологу?» – «Давай попробуем».
Им тогда очень помогла женщина, которая их курировала во время непростого процесса удочерения. Она сказала главную фразу. Ту, которую им никто не говорил. И она, кстати, не говорила. Вот поэтому и вся эта кутерьма. Разочарование и рваные мысли. И бессонные ночи.