Туман над околицей

– Мама, мама, это правда, что мы на следующей неделе поедем в Петербург? – весело протараторила девочка, подкармливая под столом колли, который довольно вилял своим пушистым хвостом. Она делала это как бы незаметно, что было очень забавно, ведь о том, что Вера втайне кормит своего любимца Фреда, знали все, начиная от мамы, Елены Алексеевны, приятной женщины с большими добрыми глазами, заканчивая кухаркой Аксиньей, которая всегда накладывала младшей барышне самую большую порцию.

– Да, дорогая, твоя крестная ждет нас всех на именины. Но Фреда на этот раз мы с собой не возьмем. У тети Лизы станет плохо с сердцем, если вы снова накормите ее гоголь-моголем, который продегустировал Фред, – Елена Алексеевна сказала это будто бы строго, но в блеске ее лучистых глаз отражалась бесконечная любовь и снисходительность к проказам малышки, и было понятно, что ругать, а уж тем более наказывать детей ей несвойственно. Глаза эти смотрели так спокойно, что не было в них ни укора за детские шалости, ни малейшего неудовольствия чем бы то ни было, – лишь свет и радость.

Вера и Мари переглянулись и еле сдержались, чтобы не расхохотаться. Сережа вернулся в столовую и, радостный, совершенно забыв о привычных шалостях сестры, принялся наконец за свой бифштекс.

С появлением в столовой младших детей атмосфера несколько разрядилась, все почувствовали некое облегчение и спокойно продолжили разговор на тему последних новостей в стране и мире, театральных постановок в Московском художественном, новинок у Елисеева и прочем.

Когда обед был кончен, Катерина сказала, что чувствует себя дурно и прошла в свою комнату. Елена Алексеевна удалилась в детскую с младшими детьми, а Владимир Андреевич и Мария проводили Георгия до выхода.

– Думаю, что служба в дипломатическом корпусе пойдет на пользу вашей карьере. Я даже уверен, что вы сможете добиться головокружительных успехов.

Георгий замялся, не зная, нужно ли что-то говорить, и просто кивнул. Хоть в том, что помолвка была разорвана, и не было его вины, ему было не по себе.

Он поправил воротник и с улыбкой посмотрел на Марию.

– Я хотел бы оставить вам эту игрушку в память обо мне. – Он протянул маленькой Мари фарфоровую куклу в прелестном розовом платьице, с ниткой жемчуга на маленькой шее, точь-в-точь такой, какая была у маленькой Марии. – Мне будет не хватать вашего звонкого смеха и игр в шахматы.

– …в которые я всегда проигрываю.

– Наверное, потому-то мне так нравится с вами играть. – Георгий грустно улыбнулся. – Ну, до встречи, мой маленький друг.

Глава 2

Май 1907 года, с. Пустынь Горбатовского уезда, Нижегородская губерния

Красивая молодая женщина вела пятилетнюю девочку за ручку. Рядом с ней, то и дело поправляя сползающие порты, шел мальчик лет десяти с котомкой и рабочим инструментом за плечами. Они подошли к дому напротив церкви, постучали в открытое окно. День был по-июльски жарким, пахло цветущей в палисаднике сиренью. Выглянула хозяйка:

– Здравствуй, Агафья!

– Здравствуй, Дарья! Нет ли работы какой?

Дарья вышла из дома с девочкой лет восьми, которая несла в руках глиняный горшочек с молоком и еще теплую лепешку. Она угостила детей и присела с ними на травку под дерево.

– Новостей о Федоре нет? – спросила Агафью подруга.

– Тебе, Дарья, скажу, только ты уж сохрани: прислали бумагу, что пропал без вести.

– Как же вы теперь?

– Да вот за два года не пропали. С осени работа будет: батюшка твой, отец Михаил, дай Бог ему здоровья, открывает при приходе в нашей деревне класс, меня берет учительницей. Но это с осени, а пока…

– Ты пойди в Н-ское, говорят, дачники наши, кормильцы, приехали. Как раз лето и протянешь. – Дарья вздохнула, сочувствуя подруге, и, глядя куда-то вдаль, добавила: – А ведь не должен был твой муж на войну эту окаянную попасть. Говорят, брат твоей подруги Лизы Шереметьевой постарался: все никак простить тебе не может, что ты, поповна, ему, благородному, отказала.

– Бог ему судья. Проживем.

Мать с мальчиком стали пилить и колоть дрова, а маленькая Анна уснула под деревом.

* * *

Агафья уже несколько лет нанималась то к одним, то к другим господам. В их краях было не так много богатых людей, но уезжать из родного села ей не хотелось: хоть их маленького участка и не хватало для прокорма, она верила, что, может быть, однажды ее муж Федор, значившийся без вести пропавшим на русско-японской войне, чудом вернется домой. С Агафьей ходил на подработку ее десятилетний сын Николай, которого в деревне звали Колеем, чтобы отличать от других ребятишек: Николаи в ту пору были в каждой семье. Когда Агафья узнала от Дарьи, что Ранневы приехали на лето в их края, она на следующий же день после их приезда пришла в Н-ское.

– Приветствую, Агафья, – сказал седлавший молодого коня конюх Данила, как только женщина с сыном зашли во двор. – Уже проснулись, можешь проситься. Ну, Бог тебе в помощь…