Способность связно думать я обрела спустя какое-то весьма немалое время. На сей раз обнаружила себя лежащей у Сучка на груди, носом подмышку. И новый, незнакомый ранее запах… Ноги широко раскинуты. Больно. Забыла, что в этом теле я девушка… была. Мысли разбредаются, как непослушное стадо, и я засыпаю.
Проснулась, почувствовав, что меня куда-то передвигают. Открываю глаза. Сучок уже встал, переложив мою голову с себя на охапку травы. Неравноценная замена! Сидит на корточках и смотрит на меня. Сейчас задаст традиционный вопрос: "Тебе как?" Уже и рот раскрыл. Ну почему мужчины такие глупые, особенно "после того, как"? "До того" порой выглядят умными…
— Не жалеешь?
Я восхитилась: он умудрился задать вопрос, на который можно ответить! Умница Сучок, к двадцатому веку любовники определенно деградировали.
— Не жалею. А теперь скажи, где мы и как я здесь оказалась.
— В убежище Мягкой Лапки.
— Каком убежище?!
— В поселке мы прятались во время ураганов в "мужском доме". А у Мягкой Лапки здесь только хижина, которую любой торнадо развалит, как только коснется. Когда она нашла неподалеку эту пещеру, оборудовала ее как запасное жилище. Мой отец ей помогал и меня брал с собой.
— Вот, значит, как… А мне она это место не показывала.
Обвожу взглядом пещеру, или правильнее ее все же назвать гротом. Неглубокая, сухая, с ровными каменными стенами. Примерно в полтора моих роста высотой и шагов двадцать до выхода. Я лежу в глубине грота на "полке", образованном приподнимающимся полом пещеры и застеленном охапками душистого местного "сена". Приподнимаюсь, медленно сажусь и подвигаюсь к краю уступа, свешиваю ноги вниз. Все тело болит: ну мы и погуляли…
— А как мы вчера сюда попали?
— Ты напилась отвара и так и уснула у костра, будил — не желала просыпаться. В хижину мне нельзя, тогда я вспомнил про это место и отнес тебя сюда.
Еще раз оглядываю грот. Стены очень ровные, ни трещинки, ни камешка, и никаких следов воды. Гладкий базальт. Похоже, когда-то это было боковое жерло вулкана, последняя порция остывающей лавы образовала уступ и заднюю стену грота, оплыв каменным "языком". Внизу у входа громоздится куча сухих веток для очага и стоят несколько керамических горшков. Сам вход, довольно широкий, перекрывают поставленные враспор стволы деревьев с мою ногу толщиной, оставляя свободным только узкий проход с калиткой. Именно для этого Мягкая Лапка, похоже, звала Мутного Ручья. Не перекрой она вход в грот, здесь наверняка поселился бы кто-нибудь зубастый и плотоядный — очень удобное место. Что-то в обстановке, однако, кажется "не таким", только вот что? Сосредоточиваюсь. Сучок сидит сзади, молчит, вроде даже не дышит, рассматривает меня, как будто раньше не насмотрелся. Убираю запутавшуюся в волосах травинку и долго смотрю на нее… О как!.. Допустим, дрова могла запасти и Мягкая Лапка, а "сено" в подстилке уж больно свежее, двух- или трехдневное.
Оборачиваюсь и строго спрашиваю:
— Что ты здесь делал позавчера?
В ответ, не смутившись и глазом не моргнув:
— Проверял, можно ли тут укрыться.
— И… не только проверял?
— Ну… да, еще подготовил на всякий случай…
— Сучо-ок! Какой такой "всякий случай"? Сейчас сухой сезон, ураганов почти не бывает…
Он опустил глаза и румянец залил смуглую кожу до самых ушей:
— Все-таки бывают, только редко. А "мужского дома" в поселке нет, и ты здесь в хижине…
— Ага, главное, я здесь, — улыбаюсь. Смешной какой, смущается. Но тут же внимание захватывает другая мысль:
— Погоди, "мужского дома" нет, а что вы вообще успели там построить?
— Как обычно… ограду поставили. Вчера Копуша обустроил свой очаг и крышу поставил. Еще Старший очаг выложил и вечером начал ветки для крыши таскать. Сегодня, наверное, уже доделал. И все, больше там ничего нет.
— А ты, значит, здесь…
— Ага.
— А твои девочки, значит, там. И где они спят?
— Там два дерева в ограду попали. Толстые, рубить не стали — у нас только три топора было и один уже сломали. Вот на одном из этих деревьев Болтушка с Подарочком гамаки и пристроили.
— Неладно так, Сучок.
— Сделаю я сегодня им жилище.
— Мы сделаем. Мне надо посмотреть поселок, заодно и помогу с крышей.
— Пойдем.
— Только сначала зайдем на озеро, искупаемся.
— Зачем? Опять какой-то ритуал?
— Да какой ритуал? — я махнула рукой. — Ты хочешь, чтобы все племя сразу унюхало, чем мы сегодня занимались?
— А есть разница, когда они это унюхают? — он лукаво улыбнулся.
— Дадим ребятам немножко отдохнуть от новостей, — с этими словами я сползла с "полока", потянулась, похрустывая косточками, и выбралась наружу.
За загородкой входа меня встретило море листвы, света, воздуха, звуков и запахов — чудесное утро, или даже почти день. Ликование природы составляло странный контраст с внутренним скрипом организма: идти оказалось тяжело, каждый шаг отдавался болью. Сучок закрыл калитку грота, догнал меня, внимательно посмотрел на мое невыразимо изящное передвижение в стиле "царевна, вообразившая себя лягушкой", и виновато произнес:
— Все равно новость будет. Не унюхают, так увидят. Или не ходи в поселок. Я был неосторожен.
Я хмыкнула: