Туман войны

Мистику решил пока в расчет не принимать, а заняться подготовкой рейда. Вот пока всё, что я мог сделать. Плохие знамения и прочая оккультная чепуха, меня волновали в последнюю очередь. Захватив распечатку которую Стёпа любезно дал, несмотря на дефицит бумаги для принтера — чудная штука, если знаешь как с ней обращаться, я повернулся к товарищу спиной и направился к выходу, каждым шагом вбивая мандраж обратно в ту щёлочку души, откуда тот выполз. Поднявшись на верх, я направился в сторону нашего домика, там в разной степени безделья прохлаждалось пятеро парней, составлявших костяк собственно моей группы. Нужно сказать, что отбор при отправке сюда, был жёстким, чище чем в отряд космонавтов, потому что тем не надо в обязаловку уметь обращаться со взрывчаткой и оружием стран региона пребывания и уметь уничтожать противника кучей разных способов. А так — требования почти те же: здоровье, быстрая реакция, способность принимать верные решения под стрессом, ну и хоть чутка нужно было владеть хотя бы английским языком. Мне посчастливилось иметь от рождения феноменальную память и отменное здоровье, потому я и прошёл этот ад, который зовут финальным отборочным испытанием, когда выжимают не только максимум из того, что дала тебе природа. Но и проверяются те навыки, которые вбивались инструкторами по всяким хитрым дисциплинам в Белоруссии, а конкретно в Брянской области. Точнее не скажу: везли в закрытых автобусах, а после ещё пару часов гнали быстрым бегом до ворот базы, напоминающей летний пионерский лагерь. Кормёжка, правда, была отличная: пять раз в день как по часам. Но после, начиналась такая карусель, что жирка я так и не нагулял. Там, я впервые увидел иностранное, а точнее пендостанское оружие и… Возненавидел его всей душой, уже на всю жизнь. Удобное и прикладистое по началу, оно быстро показало свой норов в лесу, когда на нашу группу из пяти таких же кандидатов как и я, пошли в поиск бывалые прапора и офицеры, которых привезли специально, видимо чтобы не теряли квалификации. И тут снова пригодилась память, поскольку инструкцию к М-16А1 и А2, я изучил досконально и помнил каждое слово. Именно знание особенностей этого капризного и весьма своенравного автомата, помогло нам не завалить зачёт и удачно отбиться, а потом и окончательно стряхнуть со следа, две поисковые партии. Всего тот зачёт сдало семь человек, двое из которых потом были всё равно выбракованы психологами: парни ударились в панику, бросили своих и только ценой потери оружия и быстрого бега по буеракам, оторвались от преследования и вышли в точку условной эвакуации.

А с парнями мы быстро сдружились: было двое псковичей, один из Рязани и двое с Украины, сибиряком оказался только я один. Потом нас не стали разбивать и так в полном составе, через шесть недель. Мы оказались сначала в Калининграде, а потом как я и говорил прибыли в Лиму, крупнейший перуанский порт. Полугодичная практика в чужой стране, с невероятно тяжким, для белого человека климатом, что может быть лучше, для закрепления навыков полученных в белорусских «партизанских» лесах… До сих пор тепло вспоминаю то время: лес там был свой, русский. Каждое дерево и каждый кустик, казалось помнят ещё, когда наши деды гоняли фрицев по здешним местам, укрываясь в сени вековых пущ, растворяясь в мари болотных туманов. Лес давал укрытие тем, кто боролся с захватчиками, кто жил и умирал только с одной мыслью — отомстить врагу, изгнать его прочь, сделать так, чтобы не было ему тут покоя. Может быть, именно это и помогало тогда, а может нам просто повезло, ведь должно же кому-то везти в этой жизни. Так от чего же не шестерым уставшим и заляпанным грязью с ног до головы «лбам», которых загоняли в угол опытные, много повидавшие головорезы. Так или иначе, но тут «на латинщине», как называл здешние места наш пулемётчик Саня Горелов (для местных команданте Алехандро Сантино), нам никто не спешил помогать. Старшим группы военспецов был назначен подполковник Серебрянников, который в местной неразберихе интересов, был как рыба в воде, поскольку с небольшими перерывами на то, чтобы показаться дома в Союзе, варился в здешнем котле уже около пяти лет. По крайней мере, на это указывали его тесные связи с мелкими полевыми командирами партизан, которые за неделю не наработаешь. Плюс, говорил он не столько на испанском, сколько на одном из диалектов местной народности ниаруна. Испанский язык, считающийся тут общим, подполковник безбожно коверкал, вставляя для удобства много русских бранных слов. Выходило очень забавно, если опустить совсем не шуточное содержание обычных разговоров бати. Попрощавшись со Стёпой, я выбрался из сухой прохлады пещер и окунулся в сумеречное влажное марево поверхности, где уже практически стемнело. Сколько тут не живу, а привыкнуть к быстро сгущающейся темноте никак не могу. Тьма наступает с такой быстротой, что поневоле начинает казаться, будто кто-то уходя просто выключил свет…